Вытащив свой мобильный, я сначала гуглю побочные эффекты. Головная боль. Покраснения. Расстройство желудка. Нечеткость зрения. Заложенность носа и насморк. Боль в спине. Боль в мышцах. Тошнота.
Почему они просто не называют это пилюлей с вирусом гриппа? Все побочки чертовски похожи на симптомы гриппа, но опять же, ваш член может стоять четыре часа?
Пожав плечами, я закидываю таблетку в рот и выпиваю целый стакан воды. В течение десяти минут я смотрю в окно и думаю, а не вызвать ли рвоту, но машу рукой и иду наверх.
Ничего же плохого не случится?
ГЛАВА 7
Келли
Пьяный муж и задний проход
(Подумайте дважды, прежде чем на что-то согласиться. Кроме того, смазка и вода не совместимы друг с другом. Скользко, когда мокро, — это еще мягко сказано)
— Оливер, в твоей комнате настоящий хаос.
Вы думали, что я его потеряла, верно? Это не так. Пока я гуляла, он был дома. Но не делал уроки, а играл в видеоигры. Такова моя жизнь. Дети никогда не делают то, что я им говорю. В большинстве случаев мне кажется, что они меня не слышат.
Зажимая в руках игровой джойстик, Оливер ворчит так, словно я самый плохой человек в мире. Он произносит что-то похожее на «а мне так нравится».
— Приберись.
Сказав это, я слышу, как Оливер возится в комнате. Если у вас есть сын, вы понимаете, какой там стоит запах. Что-то среднее между потом, грязью и протухшей едой.
— Ты принял душ?
Он с досадой смотрит на меня, убирает с лица темные волосы и скидывает баскетбольный мяч с кровати на пол.
— Нет.
— Почему?
— Потому что я мылся вчера.
Пожалуйста, скажите мне, что я не единственная мать, которая воюет со своими детьми. Фин провела бы всю жизнь в ванной, если бы мы ей позволили. Хейзел тоже. Оливер и Севи... Нет ни единого чертова шанса. Хотя стало проще, как только мы начали купать Севи. Просто говорим ему, что щенку пора мыться, и он тут же запрыгивает в ванну. Не судите нас. По крайней мере до тех пор, пока у вас не появится такой же ребенок.
— Оливер, ты занимаешься спортом. Тебе необходимо принимать душ каждый день.
Вы когда-нибудь подготавливали ребенка ко сну? А двоих? Ха. Да ладно, девочки. Попробуйте уложить в кровати пятерых, когда никто из них не хочет спать (если только они не в машине, а вам не хочется, чтобы они засыпали). Хейзел — исключение. Она всегда ложится спать, едва часы бьют девять вечера. Тем не менее вчера она проснулась в три часа ночи, чтобы сообщить мне о том, что ее пижама задыхается. Нет, дочь не страдает клаустрофобией, просто беспокоится о пижаме так, словно она является реальным человеком. Будто пижама не может дышать, когда Хейзел ее надевает. Именно поэтому, несмотря на протесты Ноа, я позволила нашей пятилетней дочери спать голышом. Там, откуда я родом, мамы точно поймут значение слов «Нам приходится расставлять приоритеты». Не проходит и дня, чтобы я не говорила себе: «Ты хреновая мать».
После двух часов принятия ванн и надевания пижам, наполнения стаканов водой, смены подгузников, кормления очень голодной девочки (да, мои сиськи все еще остаются у нее в заложниках), трое из четырех детей укладываются спать.
После этого я воюю с Севи, чтобы он остался в своей кровати. Малыши такие странные. А по-другому и не бывает. Они ведут себя как слегка подвыпившие люди.
Ненавижу это признавать, но Севи спит в собачьей корзинке. Знаю, звучит безумно, но выглядит супермило. Мы приобрели ее в «Костко», и даже я в ней бы спала.
Я постоянно говорю себе, что мой ребенок просто переживает такой период. Например, когда он хочет, чтобы я почесала у него за ушком, или, когда он мочится на газон, стоя на четвереньках. Но не уверена в этом. Я даже отводила его к врачам, которые говорили, что это такой этап, и сын перерастет его. Мой терапевт тоже говорит, что он в порядке. Просто очередной этап. Все дети через такое проходят. Честно говоря, это началось спустя несколько дней после смерти Мары. Может быть, это совпадение, а может, и нет. Наша семья претерпела множество изменений, и я не представляю, о чем тогда думал и что чувствовал мой ребенок.
Похлопав по кровати, я убираю волосы сына с его глаз. Он не позволяет нам их стричь и поэтому постепенно становится похожим на пуделя. Вероятно, такова его задумка.
— Пора спать, приятель.
Сын улыбается мне и, обойдя кровать на четвереньках как собака, плюхается рядом, облизывает мою руку, а затем прижимается головой к моим рукам, чтобы я погладила его.
— Сегодня ночью ты должен остаться в постели. Хорошие песики спят всю ночь, — напоминаю я ему, целуя в сладкие пухлые щечки.
Севи самый очаровательный из всех моих детей. Не поймите меня неправильно, они все милые. Но у Севи поразительные, нереально голубые глаза, как у Мары, и непокорные вьющиеся светлые волосы. Именно им восхищаются и говорят: «О боже мой, он такой красивый. Посмотрите на эти глаза...», а затем: «Почему он носит собачий ошейник?». Как правило, я смеюсь и избегаю любых вопросов, касающихся навязчивой идеи моего сына быть собакой и одержимости моими сиськами. Хорошо, что он милый, потому что за три года мы ни разу не слышали, чтобы он с кем-то разговаривал. Если, конечно, не считать, что он на всех лает.
После того, как я уложила детей спать, споткнулась о строительный пистолет, который не убрал Ноа, и об упакованные деревяшки будущего пола в прихожей, которые, как утверждает муж, должны акклиматизироваться до температуры помещения в течение месяца, я пробираюсь в нашу комнату. Устроившись под одеялом, достаю свой дневник.
Взяв ручку, я задумываюсь. Я ведь не всегда вела дневник. Когда Мара заболела, мой психотерапевт предложил это в качестве способа справиться со всем происходящим. Некоторое время я сопротивлялась. Затем после курса лечения, наблюдая в течение трех часов, как мою маленькую девочку мучает сильная рвота, я начала делать записи и молиться. Я описала все с самого начала, с той ночи, когда Ноа Уильям Беккет вошел в мою жизнь, потому что именно тогда все и началось.
Даже после смерти Мары я все еще веду дневник, потому что, как ни странно, чувствую: он — единственный, кто действительно понимает меня.
*
Дневник, я в замешательстве. Кажется, большинство записей я начинаю именно так, но мы друзья, и ты хорошо меня понимаешь. Сегодня был отстойный день. Оливер расстроился из-за Хейзел, которая надела рубашку Мары, и я не могу винить его за это. Прошел год, однако сегодня мне так же больно, как и в тот день, когда она умерла. Книги, врачи, тот дебильный терапевт, с которым я вижусь, — все они лгали. Легче не становится. Рана слишком глубока, слишком обширна, я даже думать об этом не могу. Я вообще стараюсь не проявлять эмоций. И Ноа... Я не могу произносить ее имя рядом с ним, иначе он разозлится. Хотелось бы мне, чтобы ты сказал, что делать, потому что я в растерянности. Мы не только потеряли нашу дочь, боюсь, мы потеряли нас. Мы потеряли? Ноа хочет кого-то вроде Эшлинн? Я не страдаю комплексами, у меня никогда их не было, и я не завидую ей. Но, глядя на себя, задаюсь вопросом: могу ли я стать лучше? Эшлинн стройная, имеет объемы во всех нужных местах и явно знает толк в удовлетворении мужчин. К сожалению, не уверена, что помню, как ощущаются прикосновения Ноа, когда мы никуда не спешим. Я вспоминаю его высказывания в прошлом месяце, он никогда не говорил, что недоволен моей внешностью. Когда он скользит руками по растяжкам на моих бедрах, то никогда не дает мне ни малейшего повода думать о том, что ему это неприятно. На самом деле Ноа ни разу не говорил про мой вес. Даже когда я была беременна Севи и на девятом месяце выглядела так, словно в ближайшем будущем мой вес составит двести футов. Ни разу. Он всегда говорит, что я красивая. Я параноик, правда, дневник?