Линда замирает с каменным лицом.
— О, да ничего, просто спрашиваю. Ты готова?
Келси прищуривается, глядя на Линду.
— Почему Джастис должен искать меня?
Линда бледнеет.
— Это должен сказать он, а не я. Я люблю своих сыновей, но, прежде чем пойдешь к алтарю, тебе следует поговорить с ними обоими.
В течение следующего часа Келси рыдает, Джонас бьет своего старшего брата, а Джастис запирается с Келси в одной комнате.
Не зная, состоится свадьба или нет, я спускаюсь вниз, чтобы отыскать своих детей и маму Ноа. Она распахивает глаза и спрашивает:
— Там все в порядке?
Наконец чувствуя, что протрезвела, я пожимаю плечами.
— Понятия не имею, но Джастис заперся вместе с ней в комнате, поэтому не знаю, чем все это закончится. — Я указываю на улицу. — Дети там?
Она кивает.
— Да, они нашли Ноа. Фин заснула у дедули на руках после того, как плюнула во флористку и назвала ее дурой, а Севи заметил собаку, которая лежала рядом. И теперь они вместе дремлют под столом.
— Вау, похоже, я многое пропустила, — смеюсь я. Забавно, как сильно мама Ноа не похожа на мою, которой даже нет здесь. Она не явилась на свадьбу собственной дочери. Так на нее похоже. — Хейзел и Оливер с Ноа?
— Они где-то там. Оливер встретил своих друзей, а Хейзел — пирожные.
— О боже.
Я выхожу на улицу, где все бегают, как будто не знают, что им делать. Джонаса нигде нет, и я сталкиваюсь с Ноа. Завернув за угол, я буквально врезаюсь в него. Просто сталкиваюсь с его грудью, как с кирпичной стеной. Он хватает меня за руки, прежде чем я падаю назад.
— Иисусе, ты в порядке, дорогая?
Дорогая? Ну ладно. Может, его не так сильно расстроило все, что он прочитал? Или, может быть, он чертовски любит тебя? А, тупица?
На ответ у меня уходит минута.
— Я в порядке. — Не хочу смотреть в его глаза, но сердце предает меня, и я перевожу взгляд на мужа как в замедленной съемке. Такое ощущение, что вижу его впервые.
Я давно не видела Ноа в смокинге; выглядит он в нем потрясающе. Охренеть как потрясающе. Черная ткань подчеркивает загорелую кожу, щетину на лице, взъерошенные волосы и воспаленные покрасневшие глаза. Можете называть меня сумасшедшей, но я всегда испытывала слабость к его мрачному внешнему виду.
Если присмотреться, то можно разглядеть в его глазах что-то еще. Может быть, сожаление?
Даже простое прикосновение к его телу кажется мне незнакомым. Я отступаю и, тяжело дыша, произношу:
— Привет.
Проведя руками по лицу, муж издает стон. Создается впечатление, что его разрывает на части от того, что он хочет сказать. Ноа смотрит на меня мрачным взглядом, таким глубоким и мучительным, что, боюсь, из-за сомнений он никогда не освободится от этого. Мне знаком этот взгляд. Я видела его раньше. Тот самый, который я увидела в день смерти нашей дочери. Тот, который говорит: «Хотел бы я все забрать, но не могу».
— Ты прочитал дневник? — спрашиваю я.
Он щурится от заходящего солнца, пытаясь разглядеть сквозь грозовые облака, как крохотные полоски бледно-розового и пурпурного цветов разрезают темно-серое небо.
Ноа наклоняет голову в мою сторону, но его взгляд устремлен на поле, где должна была состояться свадьба.
— Прочитал, — тихо отвечает он, слегка повернувшись. Ноа приподнимает бровь.
Качая головой, я вздыхаю:
— Весь?
Меня подташнивает. Как будто в любую минуту вырвет. Зря я пила вино.
Покрасневшие глаза мужа и моя уязвимость, наше молчание — все это подводит к моменту, к которому мы не готовы. Я вижу то, чего думала, больше никогда не увижу у Ноа Беккета. Слезы. Может, это и пара слезинок, но все же. Он сглатывает, его кадык двигается вверх-вниз, и он кивает, как будто не может произнести вслух эти слова. Когда он отмахивается от них, то заставляет себя улыбнуться.
Музыка в стиле кантри звучит справа от нас, друзья и семья празднуют несостоявшуюся свадьбу.
— Полагаю, Джастис нашел ее? — спрашивает Ноа, глядя на второй этаж дома.
Я киваю.
— Он заперся с ней в комнате после того, как они с Джонасом подрались.
Ноа посмеивается:
— А мы думали, что у нас проблемы.
— У нас действительно есть проблемы, — замечаю я.
— Ты же понимаешь, о чем я. Я не пытался... — Он замолкает, продолжая смотреть на меня все тем же мрачным взглядом. Я закрываю глаза и чувствую его дыхание на своем лице. — Ты знаешь, что я имел в виду, — хрипит Ноа.
— Понимаю.
Прислонившись к кухонной стойке, которую поставили на открытом воздухе, я обхватываю руками живот и ощущаю легкий ветерок. Мой пульс учащается от предвкушения того, что будет дальше.
Ноа переводит взгляд на мое розовое кружевное платье.
— Ты прекрасно выглядишь.
Я отворачиваюсь, пытаясь уйти. Он хватает меня за руку, отказываясь отпускать.
— Ноа...
— Ты действительно собираешься так поступить? — спрашивает он обвиняюще, стискивая зубы.
Я смотрю на него.
— Как так?
— Сбежать от меня, — заканчивает он, смотря на меня своим темным властным взглядом.
Я пытаюсь не хмуриться.
— Ну, тебе же не привыкать. У тебя это так хорошо получается.
Я понимаю, почему срываюсь на мужа. Боюсь, что как только этот разговор начнется, пути назад уже не будет. Мы будем сражаться до конца. На словах, конечно, но это правда. Ни один из нас не любит сдаваться. Вот почему он сбегает.
Ноа внимательно следит за мной.
— Я это заслужил. Пойдем со мной, — шепчет он, медленно наклоняясь ко мне. Его глаза сверкают в мерцании гирлянд, развевающихся на ветру.
— Не думаю, что мы должны делать это здесь. — Снова усиливается ветер, разнося по воздуху салфетки и скатерти. Я слышу вдали детский смех, смешивающийся с музыкой и глухим раскатами грома. — Мне нужно проверить, как там Келси.
Ноа натянуто улыбается, глядя на Оливера и его друзей, которые дурачатся на танцполе, затем смотрит на меня. Даже в полутьме видно, что он нервничает и расстроен.
— Она в порядке.
Я не могу смотреть на него, хотя чувствую на себе его взгляд, раскаивающийся и искренний. Я не смотрю, потому что если сделаю это, если уступлю и взгляну в эти глаза, по которым так скучаю, то мне захочется попасть в этот шторм и найти в нем укрытие. Я выскажу то, что хочу ему сказать, выскажу все, что чувствую. Но я отказываюсь делать это сейчас, потому что не хочу устраивать сцену. Я не хочу его расстраивать, поэтому вообще ничего не говорю и, конечно, не смотрю на него.
— Пойдем со мной, — повторяет он. Его голос звучит громче, призывая меня к погибели. Когда я не отвечаю, муж рычит мне на ухо: — Черт возьми, я не спрашиваю тебя, Келли.
— А как же дети? — киваю я в сторону, как и Ноа.
Мать внутри меня говорит, что я должна следить за ними, но жена, цепляющаяся за разрушающийся брак, твердит, что мне нужно остаться в объятиях мужа и выслушать то, что он скажет. Если мы собираемся пережить это, я должна остаться и поговорить с ним хотя бы раз. Мы должны столкнуться с этим лицом к лицу. Нам нужно выговориться и поверить в то, что мы сможем с этим справиться.
Он вздыхает, выпрямляется и нетерпеливо переминается с ноги на ногу.
— Они в порядке. Моя мама присмотрит за ними.
Я смотрю на него, по щекам текут непрошеные слезы.
— Почему именно сейчас, Ноа?
Он стискивает зубы, и я могу с уверенностью сказать: Ноа ненавидит тот факт, что я даже не решаюсь куда-то с ним пойти. Об этом мне говорит его разочарованный взгляд.
— Потому, что мне есть что сказать своей жене, и я не хочу говорить об этом перед всеми.
— Давай поговорим позже. Я слишком много выпила, сейчас не подходящее время. Сегодня важный день для Келси. — Сердцебиение учащается, потому что я пытаюсь оправдаться.