Мне вновь нелегко покидать Техас, но я плачу гораздо меньше, чем в первый раз, когда пришлось попрощаться не только с семьей, но и смириться с тем, что Мара остается здесь. Я понимала, что фактически ее там не было. Я оставила только тело, в котором больше не было нашей малышки, но ведь я не могла просто сходить на ее могилу и сказать «Привет».
Думаю, именно поэтому я так часто обращалась к дневнику. Было легче писать в нем, чем говорить с Ноа о своих чувствах и о печали, от которой я не могла избавиться. Он не был виноват во всех наших проблемах. Мы создали их вместе.
На этот раз, уезжая из Техаса, я не думаю о том, чтобы поскорее открыть дневник и записать все, чего мне будет не хватать. Сейчас я думаю о жизни, которую мы создали в Калифорнии, и о том, как можем ее улучшить. Грейс сказала мне, что, когда они с Реном потеряли мать всего через несколько месяцев после свадьбы, это разрушило их семью. Его мать была основой их отношений. Как и Грейс. Поэтому, когда та скоропостижно скончалась, они не понимали, что делать, когда пришло время отпусков. Им пришлось создать новые воспоминания, новые традиции — те, которые включали память о ней и то, чего хотелось каждому из них.
Ради нашей семьи нам пришлось создавать новые воспоминания и новые традиции с детьми. Наше последнее Рождество было катастрофой. Я провела весь день в постели и отказывалась в чем-либо участвовать. Если бы не Грейс, в тот день у моих детей не было бы ничего хорошего.
Я не позволю этому повториться.
* * *
Если вы когда-нибудь захотите проверить, насколько крепок ваш брак, то попробуйте пережить потерю ребенка. Или поездку с четырьмя детьми в возрасте до десяти лет. Уверена, у кого-то точно поедет крыша.
Если вы когда-нибудь захотите испытать мужчину в поездке и проверить уровень его самообладания, побрейте ноги и наденьте шорты. Он будет постоянно блуждать руками по вашим ногам либо от искушения, либо от скуки. Что касается Ноа, он чувствует и то, и другое.
— Это пытка, — стонет он, не в силах оторвать руки от моих обнаженных ног, которые я предусмотрительно расположила рядом с центральной консолью в пределах его досягаемости.
Невинно прикусив нижнюю губу, я смотрю на него.
— Что именно?
— Ты. Это.
Я смеюсь.
— Ой, прекрати. Мы сделали это перед отъездом.
Он поворачивает голову в мою сторону, смотрит на меня этим взглядом. Тем самым взглядом, которым словно говорит: «Да ладно, нахрен».
— Это было восемь часов назад.
— А я насчитала лишь два.
Улыбаясь, Ноа качает головой, наблюдая, как я пью воду из бутылки.
— Для парней это все восемь.
Хихикая, я отодвигаю бедро в сторону. Его рука падает.
— Ну, тогда перестань меня трогать. Ты делаешь себе только хуже.
На самом деле он делает хуже нам обоим, потому что из-за его отчаянных прикосновений и игривого взгляда я хочу его так же сильно. Есть что-то сексуальное в том, как два человека, наконец, открываются друг другу, это делает все гораздо более приятным. С той ночи на свадьбе (которой не было) мы занимались сексом шесть раз за два дня. Это больше, чем за последний месяц.
Вам, наверное, интересно, что произошло с Келси и Джастисом. Ну, не скажу, что они вместе, но они не не вместе, как-то так. Им есть над чем поработать.
Оглядываясь через плечо на заднее сиденье, я проверяю детей. Так как уже немного за полночь, все спят. Мы выехали поздно вечером, потому что Ноа хотел, чтобы они спали большую часть пути. Не могу сказать, что виню его в этом после поездки сюда.
Мне приходит в голову, что можно было бы сделать Ноа минет, и это помогло бы на время его утихомирить, но я не собираюсь этого делать. Так и слышу крики службы опеки в своей голове, и, если нам повезет, Ноа просто разобьет машину. Представляю себе эти заголовки: «Все испортил минет. Муж разбивается с семьей на машине».
Не-а. Не прокатит.
Двадцать минут спустя Ноа снова кладет руку на мое бедро и сжимает его.
— Мои родители приедут в гости на Рождество в следующем месяце.
— Грейс упоминала об этом. Думаю, она хочет помочь Сианне вернуться в Остин.
Ноа качает головой, как мне кажется, разочарованно.
— Гребаный Ник.
— Как думаешь, он рассказал ей?
— Или она его застукала.
— Очень жаль, — добавляю я. — Но он всегда был таким. Даже не представляю, сколько раз он ей изменял, а она об этом не догадывалась.
— Больше, чем мне хотелось бы знать.
Ноа сжимает рукой мое бедро. Я смотрю на него, и он подмигивает.
— Что?
— Мама предложила присмотреть за детьми, пока они будут в городе. Я подумал, может, нам уехать на пару дней?
— Ты сделаешь это, даже если магазин слетит с катушек?
Потянувшись за моей рукой, он берет ее, а затем подносит к губам, целуя мою ладонь.
— За последние пару дней я понял одну очень важную вещь.
— Никогда не изменяй своей жене?
Он фыркает:
— И это тоже. А еще то, что мне нужно прилагать больше усилий.
— Нам обоим это нужно. Последние два года я была не лучшей версией себя.
— Но ты очень старалась, в отличие от меня. Ты заботишься обо мне, детях, доме. Я просто хочу, чтобы ты знала: это не осталось незамеченным.
Хмурясь, я дотрагиваюсь до его лба.
— Что ты сделал с моим мужем? Ты головой ударился или как?
Он смеется и отпускает мою руку, не отрывая взгляда от дороги. Я смотрю на его профиль и на то, как его лицо освещает свет приборной панели.
— Я действительно упал с капота машины Джастиса на кладбище. Может, в процессе повредил голову.
Я медленно сглатываю.
— На кладбище?
У Ноа перехватывает дыхание.
— Да.
— Ты ходил туда?
Он просто кивает. Мое сердце колотится, не поспевая за мыслями. Мне больно, что он пошел без меня, что не смог этого сделать со своей семьей, но пошел с Джастисом.
— Почему?
— Что почему?
— Почему ты пошел с ним, но не смог с нами?
Какое-то время муж молчит. Может быть, он раздумывает над ответом, а может, и правда не знает, что сказать. Меня удивляет его хриплый и дрожащий голос, когда он произносит:
— Я не мог находиться там с тобой.
Мне тяжело дышать, к глазам подступают слезы.
— Почему?
Ноа стискивает зубы, усиливая хватку на руле. Муж наклоняется ко мне.
— Я ничего не имею против тебя, милая. Я просто... Я не мог... Не знал, как с этим справиться. Мне было страшно видеть ее могилу, потому что это было реальностью. Она там, а не с нами. Вот почему я так долго избегал этого. — Он смотрит на меня блестящими от слез глазами. — Я не мог пойти с тобой, потому что знал, что ты будешь плакать, и я не хотел снова смотреть в твои глаза и не иметь возможности вернуть ее.
Ноа плачет, я плачу, и мне неприятно, что каждый разговор в последнее время заканчивается этим.
Кивая, я смотрю в окно, почти ничего не видя из-за слез.
Он снова тянется к моей руке.
— Я не хотел тебя расстраивать.
Я сжимаю его руку, пытаясь успокоить.
— Все нормально. Ты сделал то, что нужно было сделать. Я рада, что ты сходил к ней до того, как мы снова уехали.
— И я рад, что сделал это.
* * *
К четырем утра дети просыпаются голодные. Также они чертовски надоели своим пением и постоянными вопросами, где мы находимся и сколько еще ехать. Пение достало больше всего.
Кажется, Ноа не рад тому, что дети открыли глаза.
— Почему они так рано проснулись?
— Мы движемся. Скорее всего, их разбудил шум автострады.
— Хочу есть! — кричит Севи с заднего сиденья, пиная Оливера ногой. — Дайте бичиков.
— Бичиков? — спрашивает Ноа, качая головой. — Он имеет в виду блины?