«А, привет, Билл. Что случилось?»
«Э, Чарли тут только что вернулся из, э, Техаса, и привёз интересную мексиканскую посуду».
«Посуду? ..А! Я понял. Да, я бы с удовольствием пополнил ей мою коллекцию керамики».
«Ну, теперь ты в курсе, парень».
«Сейчас приеду».)
Марта и Джордж решили проблему снабжения в манере, типичной для их осторожного подхода к нарушению законов. Сейчас их дилер — студент, учащийся в колледже, который находится в городке за несколько километров от их пригорода. Таким образом, среди тучи юных курильщиков анаши в их городке нет ни одного, у которого они бы когда-либо что-то купили, и ни одного, которому было бы известно, что они дуют траву. Неважно, сколько облав будет в кварталах к северу, востоку, югу или западу от них, их имена не всплывут ни в чьих признательных показаниях.
Джордж, показывая этот список предосторожностей мне, был одновременно и горд, и стеснителен. Он гордился исключительным вниманием к мелочам, которое проявили они с Мартой, но стеснялся оттого, что боялся, что я посчитаю его параноиком.
Я не посчитал. По моим ощущениям, со времён Рузвельта федеральное правительство разрослось до таких левиафановских масштабов, что каждый, кто не параноит, видимо, должен сидеть на мощных транквилизаторах.
Джордж и Марта никогда не пробовали ЛСД или какие-либо психоделики. «Мне не особо интересен Бог и вся эта мистическая хрень», — резко ответил Джордж, когда я его спросил об этом. «Меня достаточно сильно уносит и от травы», — добавляет Марта и читает одно из своих стихотворений о природе, чтобы доказать это.
У Джорджа другие причины. «У торчка, — говорит Джордж, — нет выбора. Он на крючке. А если человек не торчок, у него есть свобода ответить «да» или «нет», то он должен быть психом, чтобы съесть таблетку или занюхать порошок заведомо нелегального производства. Тут просто нет способа узнать, что тебе всучили».
Короче говоря, Джордж и Марта — идеальная, уравновешенная пара из сказки… если не считать курения марихуаны.
И ещё одной тайны.
Я её обнаружил не сразу — так же как и об их тайном пристрастии к анаше я узнал после года дружеских отношений.
(До сих пор я пребываю в убеждении, что они рассказали мне об этом, потому что надеялись, что я, писатель с бородой, мог приторговывать травкой).
Как-то раз в прекрасный апрельский денёк, в субботу, на втором году нашего дружеского знакомства, я зашёл к ним в гости и выпил по паре пив с Джорджем. Через какое-то время, после того, как с пивом в уилсоновском брюхе произошло обычное химическое превращение, я извинился и пошёл наверх по лестнице в туалет. Возвращаясь, я повернулся и пошёл не в ту сторону. Я оказался в спальне Джорджа и Марты.
Там, увеличенный в два раза по сравнению с оригиналом, нарисованный самими яркими цветами, которые только можно себе представить, на меня уставился лик тогдашнего Папы. А ещё он смотрел вниз, как я заметил, прямо на кровать. У него было сердитое, неодобрительное выражение лица (такое, какое часто можно встретить у изображений католических святых), будто он в тысячный раз собирался объяснять миссис Мёрфи, что нет, противозачаточными средствами нельзя пользоваться, хоть вы уже и нарожали двенадцать детей. И — как я снова заметил — похоже, он пялился прямо на кровать.
«Ты католик?» — позднее в тот же день спросил я у Джорджа.
«Бывший католик», — сказал он. «Совсем бывший. Мне по барабану вся эта мистическая муть, вся эта болтовня. Я время от времени хожу в местную епископальную церковь, но только для вида. Атомизм отвечает на все философские вопросы, которые я когда-либо хотел задать».
Ну, он так утверждает. Если бы я насел на него с вопросами про портрет Папы, он, наверно, сказал бы, что купил его на барахолке или распродаже, что-нибудь такое, просто из-за того, что благодаря жутким цветам и ханжеской мине это казалось забавным или вульгарно-претенциозным. О, да, я уверен, что объяснение этому такое — по крайней мере сознательное объяснение.
Однако Папа пялится на кровать, и перед его благочестивым ликом разворачиваются все картины вдохновлённого анашой, акробатического секса, который может быть у Джорджа с Мартой. Я подумал о теме родителей, наблюдающих и одобряющих сексуальное сношение — частой теме в порнографии и сомнительных шутках. («Вы что там творите с Мари в гостиной, Бенито?» «Мам, ебёмся!» «Вот и славно, вы только не деритесь»). Фрейдисты заявляют, что эта тема настолько популярна из-за того, что желание заниматься сексом на виду у обладающих авторитетом персон на самом деле весьма широко распостранено, только существует на уровне подсознания.