Марк сжал губами плоский конец трубки, и долгожданный глоток воздуха наполнил его легкие. Он закрыл глаза, наслаждаясь кислородом, который многие из нас принимают как должное. Моргнула лампочка, и раздалось громкое тиканье. Он разомкнул губы и открыл глаза. Я осторожно вынула трубку, оставив ее на подушке.
Его голова оставила влажный от пота след на подушке..
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.
– Хорошо, Шерил. Это было не так страшно, как мне казалось. Нет, наверное, все-таки страшно, но я рад, что это произошло, – его лицо озарилось милой мальчишеской улыбкой.
Шел 1986 год, и уже тринадцать лет я была суррогатным партнером. Мне и раньше приходилось работать с инвалидами, но никто из них не был в таком тяжелом состоянии, как Марк. Большую часть из своих тридцати шести лет Марк провел внутри устройства под названием «железное легкое», после того как в шесть лет переболел полиомиелитом.
Самостоятельно он мог дышать только непродолжительное время, и в течение наших двухчасовых встреч, для которых он снял просторный коттедж в Беркли, ему постоянно был необходим дыхательный аппарат..
«Железное легкое» – это машина для дыхания. Она выглядела как широкая труба с рычагами и кнопками, которая охватывала все тело Марка, оставляя снаружи только голову. Аппарат на несколько секунд создавал атмосферу сильно разреженного воздуха внутри трубы, чтобы поднялась грудь и легкие наполнялись кислородом.
Марк спал в «железном легком», кровати у него не было. К счастью, у него была подруга, которая предоставила нам свою кровать..
Марк был парализован; пальцы рук и ног, рот и глаза – вот все, чем он мог пошевелить. После полиомиелита его тело было искривлено, левое бедро смещено к правому, ноги сжаты, как будто плотно спаяны. Его голова и шея были всегда повернуты вправо, так, что он мог смотреть только в одну сторону. Всю свою жизнь он лежал на спине, лишь иногда сиделка приподнимала его, чтобы помыть или одеть, или врач производил осмотр..
Как и других моих клиентов, Марка направил ко мне психотерапевт. Как и другие, он нервничал во время нашего первого сеанса. «Для него это важный день», – так сказала Вера, одна из сиделок Марка, когда я вошла тем утром в дом. Подруга, владелица коттеджа, тоже была инвалидом, поэтому к входной двери вел пандус, а кухонные ящики и дверные ручки располагались ниже обычного уровня..
Вера повела меня мимо гостиной, книжные полки там висели низко над полом, а дальше по коридору на стенах – черно-белые фотографии пейзажей. Она постучала в дверь спальни в конце коридора.
– Марк, Шерил здесь. Мы сейчас войдем, – произнесла она громко и медленно открыла дверь.
Жестом она пригласила меня войти первой. Марк лежал на широкой с пологом кровати, до подбородка накрытый синим вязаным одеялом. Сондра, психотерапевт Марка, говорила мне, что он худой, ростом меньше полутора метров и весит около 30 килограммов, и на мгновение я замерла, осознав, как это на самом деле мало.
Покрывало едва приподнималось на кровати..
– Привет, Марк, – произнесла я. – Рада познакомиться с тобой.
– Приятно познакомиться, Шерил, – ответил он, и к его голосу примешивались булькающие звуки. Его василькового цвета глаза смотрели вниз.
– Я покажу, как пользоваться дыхательным аппаратом, и оставлю вас наедине, – сказала Вера.
Она показала на маленький рычажок, который я должна буду повернуть, чтобы начал поступать кислород, и поднесла трубку ко рту Марка.
– Видите?
Я кивнула. Марк сделал несколько маленьких глотков воздуха и разжал губы.
– Он покажет, когда достаточно, – она вынула трубку. – Увидимся позже.
По тому, как Марк произнес мое имя, я могла заключить, что у нас есть нечто общее – мы оба из Новой Англии. Я рассказала ему, что родилась в Сейлеме, недалеко от Бостона, и мои родители принадлежали большому франко-канадскому сообществу. Моя девичья фамилия – Theriault, и произносится она «Терриó» (или «Террриииа», если ее произносит католическая монахиня-ирландка в начальной школе, где я училась)..
– Ты католичка? – спросил он.
– Была раньше, – ответила я с улыбкой.
– А я все еще католик, – сказал он. – Мне необходимо верить в бога, чтобы было кого обвинять во всем, что со мной происходит.
Я засмеялась, и лицо Марка просветлело. Сняв куртку, которая была совершенно лишней в этот теплый мартовский день, и придвинув кресло, стоявшее в углу комнаты, я села рядом с кроватью.
– Давай обсудим, как будет проходить наша работа, – произнесла я, как будто мне самой это было до конца ясно. Как и у психотерапевтов, у суррогатных партнеров есть список предписаний и упражнений, необходимых для того, чтобы помочь клиенту измениться самому и изменить свою жизнь. Безусловно, ситуация, в которой находился Марк, требовала внести определенные коррективы, но я пока не совсем понимала, как это осуществить.
– Темп нашей работы будет зависеть только от тебя. Сегодня я бы хотела узнать тебя получше и, если тебе покажется, что ты готов, приступить к упражнениям..
Я попросила Марка рассказать немного о своей семье и о том, как проходило его детство. Он родился в Дорчестере[2]. Его семья переехала в Сакраменто, в Калифорнию, когда ему было шестнадцать. В семье было четверо детей, он – старший. У него сохранились воспоминания о жизни, которую он вел до того, как перенес полиомиелит.
Он помнил, что каждое утро просыпался в предвкушении того, как будет бегать и играть на улице. Он очень любил играть с соседскими детьми..
Болезнь обрушилась на него в 1955 году. Ему было шесть лет, и он сразу же стал главной заботой своей семьи, особенно матери. Она полностью посвятила себя ему. На протяжении всех ранних лет его жизни она ухаживала за ним с неизменной лаской и терпением.
Несколько лет спустя сестра Марка, Карен, умерла от пневмонии, и с тех пор он не мог избавиться от незаслуженного чувства вины. Ему казалось, что родители, особенно мать, уделяли ему слишком много внимания и не заметили, что Карен нуждается в помощи, пока не стало слишком поздно. Ничто не указывало на то, что его опасения обоснованы, но избавиться от чувства вины Марк так и не смог..
Чувство вины было вызвано и множеством других вещей. Иногда Марк просыпался, чувствуя, что бедра покрыты липкой спермой. Он запомнил, как выражение отвращения пробежало по лицу его матери, когда она мыла его однажды утром. Ему было около двенадцати лет. Он мог возбудиться от того, что его левая нога перемещалась чуть дальше, и бедра тогда сжимали пенис сильнее.
Несколько раз он просил медсестер расположить его ноги таким образом. Он обнаружил это, когда во время купания его оставили в таком положении на несколько минут..
Несмотря на то что Марка вряд ли можно было назвать католиком в традиционном смысле этого слова, он стыдился проявлений своей сексуальности и чувство стыда приписывал полученному в детстве религиозному воспитанию. Так же, как и муки совести, вызванные смертью сестры, это был подсознательный, иррациональный стыд, но для него он был так же реален, как и огромное «железное легкое», внутри которого он проводил большую часть жизни..
Родители никогда не говорили о сексе, и никто из целой армии докторов и психотерапевтов, которые занимались его лечением на протяжении всей его жизни, не могли дать ему ясного представления на этот счет. Проявления сексуальности – и с этим сталкиваются многие инвалиды – оставались незамеченными окружающими.
Большинство, кажется, утвердилось в мысли, что физический недуг исключает потребность в прикосновении и человеческой близости..
Несмотря на физические трудности, которые приходилось преодолевать, Марк получил диплом специалиста по английскому языку в Калифорнийском университете в Беркли, и его поэтические произведения и статьи издавались. Он работал на текстовом процессоре с помощью палочки, которую держал ртом. Степень магистра он собирался получать по специальности журналиста, но вскоре начали сказываться последствия полиомиелита, поражающие мышцы.