Андрианна постаралась вложить в голос как можно больше сочувствия:
— Пенни, дорогая! Ты все еще грустишь о нем и жалеешь, что вы развелись?
Пенни широко открыла глаза:
— Грустить о нем? За кого ты меня принимаешь? Конечно, я не грущу о нем. Как тебе это пришло в голову. Я о нем и не вспоминала уже сто лет. — Она покачала головой. — Я смотрю, ты совершенно не изменилась и, как всегда, неисправимо сентиментальна, старушка Энни.
Андрианна рассмеялась и взяла немного шашлыка. Дело было в том, что сентиментальность в ней будили только Пенни, Николь и Гай.
— Но что бы ты ни говорила, Цыпленок был настоящим джентльменом по сравнению с Риком. Рик Таунсенд был грандиозным ублюдком, которого когда-нибудь видел Техас. Ты же знаешь, в Техасе все грандиозно — даже ублюдки.
— Но ты любила его, когда выходила за него замуж. Я помню, ты так говорила.
— Да, я думала, что любила его, но это же несколько иное, чем действительно любить. Конечно, после Цыпленка Рик Таунсенд — был просто золотом — в прямом смысле слова. Но после Цыпленка… Маму и папу, конечно, привлекали европейские аристократические титулы, но они очень хотели, чтобы я вышла замуж за настоящего техасского парня и…
Официант принес новый бокал с водкой, Пенни сразу отпила из него и заказала бутылку. Потом она поправила пальто, которое постоянно соскальзывало с плеч, и продолжила рассказ не переводя дыхания:
— Давай смотреть правде в глаза. Рик был высокий и очень красивый, у него были огромные ранчо и бесчисленное количество буровых вышек. Я же решила, что уже однажды испробовала импортный товар — теперь надо было проявить чуточку патриотизма. Знаешь этот лозунг: «Покупайте американское!» И что же я получила за свой патриотизм? Ты уже хорошо знаешь ответ на вопрос. Сломанную челюсть.
Андрианна несколько раз слышала эту историю, но не собиралась останавливать Пенни. Она видела ее не чаще раза в год, а разве хорошие друзья не для того существуют, чтобы дать выговориться близкому человеку, выслушать его, не прерывая?
— Более того, — продолжила Пенни. — Когда я лежала в больнице с подвязанной челюстью и могла лишь качать головой влево-вправо, чтобы сказать «нет», и вверх-вниз, чтобы сказать «да», залетает мой милый папочка и говорит, что, конечно, Рик был не прав, сломав мне челюсть, но женщина вполне может довести мужчину до такого состояния. Он сам не раз чуть-чуть не врезал моей мамочке, так она доставала его.
Верь не верь, но папа хотел, чтобы я простила Рика — сам Рик был уже готов мириться, просить прощения и считать дело законченным. А я сидела, как дура, с перевязанной челюстью, не в состоянии даже накричать на них. Я могла только качать головой. Я ведь ничего не смогла бы поделать с этим извергом, даже если ему вздумалось бы стоять передо мной голым! Наконец, мама прислала записку: «Пенни, хочешь ли ты увидеть сукина сына?» Я сказала нет. Мама тогда спросила меня: «Пенни, ты бы хотела помириться с ним когда-нибудь?» Я снова покачала головой отрицательно. Тогда мама предложила мне немедленно обратиться от моего имени в крупную адвокатскую контору. Ты даже не представляешь, как я кивала головой — вверх-вниз, вверх-вниз…
В тот день, когда я получила свидетельство о разводе и обеспечение на двенадцать миллионов долларов, моя мамочка сказала мне: «Отныне, Пенни Ли, ты свободная и обеспеченная женщина. Тебе незачем больше прислушиваться к нашим советам, да ты их никогда и не слушала. Поэтому я напоследок дам тебе лишь один небольшой совет. Когда ты соберешься выйти замуж в очередной раз, убедись для начала, что твой будущий муж богаче тебя и что он любит тебя, а не твои деньги».
Папа просто разбил мое сердце. Он плакал, давая свое напутствие, хотя я и не знала, плакал ли он из-за меня или из-за себя. Бедняга любил Рика, как сына. К счастью, они сохранили свои хорошие отношения и пару раз в месяц играют в гольф. Папа посоветовал мне в следующий раз выходить замуж за миролюбивого человека, которого не выведут из себя никакие бабские причуды. Папа был убежден, что мой характер все равно не изменишь, и я могу-таки довести до белого каления нормального человека. Итак, в результате, сегодня я там, где я есть, — закончила Пенни и потянулась за сумочкой из крокодиловой кожи.
Андрианна откинулась назад:
— Там, где ты сегодня. А где именно ты сегодня находишься?
Вместо ответа Пенни прижала свою сумочку к груди и воскликнула:
— Ой, у нас с тобой одинаковые сумочки, только у тебя черная, а у меня коричневая.
Андрианну это не удивило. Сумочка была дорогая, и ее владелица вполне справедливо могла полагать, что это единственная в своем роде вещь, достойная занять место в коллекции дорогих сумочек. Есть женщины, которые коллекционируют антикварные украшения, даже картины, или иные предметы искусства — «обже д'ар» — а есть женщины, которые вцепятся мертвой хваткой только в сумочку, если та стоит не меньше четырехсот фунтов.