Она взглянула на Андрианну:
— Андрианна, ты что-то бледная. Ты на самом деле все спокойно восприняла?
— Конечно. Гай и я остаемся друзьями уже долгие годы. Когда бы мне ни понадобилась его помощь, он здесь, рядом. И у меня тоже для него всегда есть особый уголок в сердце. Он всегда будет мне дорог, как и ты, Пенни.
Она взяла свою подругу за руку и слегка пожала ее.
— Но мы с ним давно не любовники, все закончилось в Коста дель Сол.
— Ах, Коста дель Сол. Какое тогда было хорошее время. Я, правда, была там недолго. Помнишь? Я приехала навестить тебя на неделю, а осталась на два месяца. Никогда не забуду это время. Мы едва ложились в постель — я имею в виду, чтобы спать… Это было лучшее время моей жизни. Боже, как мы наслаждались жизнью! Мне кажется, тогда Гай мне понравился в первый раз. Он был как бог. Бронзовое мускулистое тело, копна курчавых волос. И такой обаятельный и противный одновременно. Да какая девушка устояла бы перед Гаем Форенци? — Пенни вспыхнула. — Ты не сердишься, что я тебе все рассказываю?
— Пенни, не будь дурочкой. Ты, я, Гай были всего лишь детьми, которые играли во взрослых. Развлекались всю ночь напролет и отсыпались на пляже днем. Пили, танцевали, развлекались на вечеринках, когда весь мир сходил с ума от Вьетнама. Когда происходила масса вещей, о которых мы даже не подозревали… — голос ее дрогнул. — Все это было безумно давно и мы были лишь детьми. Нет, Пенни, я ничуть не сержусь. Я очень счастлива, что два моих любимых человека собираются пожениться и будут счастливы всю оставшуюся жизнь. Я желаю вам с Гаем только счастья!
Она чувствовала, что говорит совершенно искренне, она желает им только добра, она желает им любви.
— И все же это было самое лучшее время, — настаивала на своем Пенни. — Марбелла. Коста дель Сол. Мы трое вместе.
— Да, конечно, это были лучшие времена.
Прошло двадцать лет, и она не любила Гая той пылкой любовью, которая возможна в семнадцать лет. Именно поэтому она никогда больше не вернется в Коста дель Сол. Когда кто-нибудь в ее присутствии упоминал Марбеллу, она морщилась: «О, это Коста дель Сол? Оно уже давно не то, как прежде. Я и не подумаю туда больше поехать…»
Ей на ум пришли первые строчки из «Сказки о двух городах»: «Это были лучшие времена, это были худшие времена…»
13. Лондон и Швейцария. Весна 1968 года
Самые лучшие и самые худшие времена начались вскоре после того, как Андрианна и Гай вернулись в школу после каникул в Порт Эрколе, а Хелен вызвала свою подопечную в Лондон. Вновь причиной визита стала смерть и необходимость войти в права наследства, оставленного Эндрю Уайтом.
Они сидели вдвоем в гостиной — это была любимая комната Хелен, где ее «тетка» могла заниматься сразу несколькими делами: разговаривать, наслаждаться своими сокровищами — картинами и гобеленами ручной работы, одновременно смотреть в окно на Гросвенор Сквер. Вид из окна постоянно напоминал ей о том, как далеко сумела она продвинуться в жизни, вопреки многочисленным недостаткам своего мужа.
— Мы никогда не говорили с тобой на эту тему, Энн, но ты уже взрослая девушка, и я считаю, что ты обязана знать, Эндрю Уайт был твоим подлинным благодетелем. И я надеюсь, что ты уже догадываешься, что именно он — твой отец. Он всегда думал, что может быть твоим отцом и поэтому взял на себя попечительство над твоими финансовыми делами.
На мгновение Андрианна вспомнила Елену и подумала, что она просто обожала Эндрю Уайта, и никто так часто не посещал их дом, как он.
— Да, конечно, он мой отец, — ответила она. — Можете в этом не сомневаться.
— Увы, Энн, был твоим отцом. Его больше нет.
Андрианна сидела на золотой софе в китайском стиле от Чиппендейла. Ей было не очень удобно сидеть на этом произведении искусства, но слова Хелен заставили ее распрямиться.
— Что вы хотите сказать: его больше нет?
— Я имею в виду именно то, что сказала, Энн. Он умер. Твой благодетель умер.
— Нет! — почти простонала Андрианна.
Хелен засмеялась.
— Неужели ты на самом деле что-то чувствуешь? Это уже слишком.
Андрианна взглянула на свои длинные ногти, покрашенные по настоянию Николь серебряным перламутром. Она утверждала, что именно такой цвет — последний писк моды в Париже. Да, она на самом деле почувствовала печаль и какое-то внутреннее опустошение. Самое интереснее заключалось в том, что где-то глубоко в душе она лелеяла мечту. Она представляла, как она и ее отец будут вместе, как они будут любить друг друга и как они вместе будут любить Елену. И вот — настоящая любовь ее отца и ее матери умерла. И ее мечты никогда больше не осуществятся. Ее мечта умерла…