Были сумочки от Гуччи и шарфики от Гермеса, и ювелирные украшения, каждое из которых она воспринимала как драматическое заявление. Настала очередь для чемоданов. Тот, с которым она впервые пересекла океан и побывала в Гибралтаре, не только казался теперь неудобным и неуклюжим, но на нем были даже неправильные инициалы: «Л. В.», то есть Луис Вуйттон. Джино настоял на том, что багаж настоящей леди должен быть снабжен ее инициалами… и поставил золотые «Э. С.» — Энн Соммер.
Они стали вместе работать. Джино привлек ее к делу, а на случай, если кто-нибудь поинтересовался, он дал ей официальный титул. Она стала специальным ассистентом Джино Форенци, своего рода секретарем, посвященным в самые мелкие детали, — когда Джино был в Риме, она тоже была в Риме. Когда он отправлялся на автомобильный завод в Милане, она ехала с ним. То же самое, когда он отправлялся в Лондон или Париж по делу. А когда он собирался отдыхать в Порт Эрколь или Биарриц или на своей яхте «Гаэтано» — она была с ним всегда. Но единственное место по ее выбору, куда он ездил без нее, была Америка: Нью-Йорк, Калифорния, Кембридж, Массачусетс, куда Джино уезжал навестить Гая.
И став леди, безукоризненно прекрасно одетой, с великолепными манерами, превосходно осведомленной, Андрианна играла роль правой руки президента «Форенци моторс». Она вела книгу предстоящих деловых встреч, принимала решение, в какое время Джино мог встретиться с тем-то и тем-то, советовала ему, когда и с кем встречаться, проверяла планы работы автомобильных заводов и часто была официальной представительницей Форенци, выступавшей от его имени.
Она также играла роль хозяйки, будь то на вилле в Риме, в старинного стиля здании с позолоченными стульями и позолоченными потолками; в шале в Сент-Морице, меблированном чуть попроще, или на «ГАЭТАНО» — с красным бархатом и мрамором и золотыми вещами в ванных. Эта яхта особенно часто стояла на рейде в гавани Монако напротив Отель-де-Пари. Все она делала хорошо, старательно, как ее учил ее наставник.
В день, когда доктора сказали ей, что у нее произошло затухание болезни — то ли помогли ее молитвы, то ли воля Джино, то ли загадочные капризы самой болезни? — она почувствовала дикое воодушевление! Это был день, которого они ждали — она и Джино, и она с трудом сдерживала себя от того, чтобы не звонить ему по телефону, чтобы не бежать к нему по улицам, чтобы не кричать ему со всех крыш города. Но она держала себя под контролем. Она хотела, чтобы был особый случай, особая встреча, только они двое, чтобы она могла говорить ему ее прекрасные новости.
В эту ночь на вилле она организовала обед со свечами и с теми блюдами, которые Джино любил больше всего: insaiata di peperoni all'accingata, lumache alla Borgognona, за чем последовало misto di pesce fritto, а потом необычайный шоколадный мусс. Потом, когда они наслаждались бы кофе и бренди, она сказала бы ему…
Несколько раз воцарялась тишина, когда она с замиранием дыхания ждала, что будет говорить Джино, объяснять, кричать, рычать от удовольствия, но он молчал. Потом он очень аккуратненько поставил чашечку на блюдечко и встал, высоко подняв свой стакан бренди, чтобы провозгласить тост за как можно более продолжительное затишье ее болезни. Потом он сказал:
— Подойди ко мне, Энни.
И она поступила, как он сказал. Встала со своего стула, обошла длинный обеденный стол. Встала перед ним, и он взял ее на руки.
Потом они поднялись наверх, где он медленно раздел ее, очень квалифицированно его пальцы расстегивали ее платье, своими руками очень опытного человека он касался ее то здесь, то там, точно зная, где самые подходящие места у женщины. Когда она была полностью голой, он отошел, чтобы осмотреть ее всю, и заявил торжественно, как будто стоял перед величайшим творением искусства:
— Ты очень красивая, моя Энни.
Он позволил ей раздеть себя — снять пиджак, рубашку, галстук, потом ремень, брюки, нижнее белье.
Когда он стал голым, он поднял ее и положил на кровать, все еще покрытую тяжелым сатиновым покрывалом, и начал тереть каждый дюйм ее тела своими полными, чувственными губами, останавливаясь, чтобы снова повторить поцелуи в наиболее чувствительных местах. А потом, не говоря ни слова, он установил, что они должны поменять свои роли и позиции. Теперь она склонилась над ним, лаская его своим ртом, что она делала с удовольствием и продолжала это делать, пока он не наметил следующее действие.