По словам психолога Пери, «Агрессивные дети вырастают в семьях, где дистанция между ними и родителями огромна, где не хватает тепла и ласки, отношение к детской агрессивности безразличное или снисходительное, где вместо заботы и терпеливого объяснения предпочитают силовые методы, особенно физические наказания».
Школой агрессивности зачастую становятся антагонистические отношения между детьми в одной семье, братьями и сёстрами. Отрицательную сказывается воспитание в неполных семьях, поставляющих обществу малолетних убийц в гораздо больших масштабах, чем полные. Наконец, важную роль в формировании поведения играют детские коллективы и группы сверстников. Обычно подростки отторгают от себя слишком агрессивных сверстников, но те собираются в свои собственные группы, порой перерастающие в шайки. В различных группах по-разному складываются и половые взаимоотношении. Чем агрессивнее взаимоотношения в подростковой группе, тем жёстче относятся её члены к женщинам, особенно к так называемым «общим девочкам», презирая и унижая их; тем чаще совершаются в них групповые изнасилования. Это – проявление незрелости половой психологии и результат утрированно мужского поведения.
В норме детская агрессивность (драчливость, эгоистическая гневливость по малейшему поводу и набрасывание на обидчика с кулаками, садистские эксперименты с отрыванием конечностей у насекомых, истязание слабых животных и т. д.) исчезает по мере достижения половой и психической зрелости.
Способность людей вытеснить агрессивность и подавлять чувство враждебности – качество, приобретённое человечеством в ходе эволюционного развития. Агрессивность, которая у самцов животных так зависит от уровня гормонов, у большинства подростков и юношей заменяется потребностью в соревновании мирными способами. Чем старше и физически крепче подросток, тем реже он дерётся, хотя уровень половых гормонов у него продолжает повышаться. Особая страстность в занятиях спортом (хоккеем, борьбой, шахматами и т. д.), рыбалкой, радиолюбительством и т. п. – всё это и есть рудименты вытесненной агрессивности у взрослых мужчин, причём это не всегда верно расценивается их жёнами. Женщинам, например, трудно понять и смириться с тем, что их мужья отправляются на рыбалку, порой в самую лютую непогоду. Долгие сборы, сложная экипировка, трудоёмкое пробивание полыньи, бесконечное сидение с удочкой на морозе, ночёвка на берегу – и всё это ради нескольких рыбёшек, которых едва хватает на уху?!
Половое созревание и потребность в самоутверждении у психически нормального юноши наполняет особой эмоциональной насыщенностью его поведение как раз в тех ситуациях, когда приходится делать выбор между эгоистическим и альтруистическим поведением. Юноша с его обострённым чувством справедливости, не задумываясь, вступает в бой с превосходящими силами противника, защищая и отстаивая справедливость в ущерб себе. Это и есть чисто мужской феномен, приобретённый в ходе эволюции человека – «альтруизация агрессивности».
Чтобы понять его сущность, нужно дифференцировать нюансы эмоционального состояния, называемого гневом. У наших предков гнев играл важную приспособительную роль – мобилизовывал силу и энергию в борьбе с противником за жизнь, снимал чувство страха. Сейчас он проявляется в экстремальных ситуациях опасности, при фрустрациях (невозможности реализовать какие-либо потребности), при ущемлении интересов, обнаружении обмана, коварства и т. д. Иными словами, гнев может быть справедливым. Психолог Р. Холт (цитирую по К. Изарду) считает, что человек, охваченный справедливым гневом, «…действует и говорит таким образом, чтобы прямо и искренне выразить свои чувства, сохраняя достаточный контроль над степенью их выражения, с тем, чтобы их интенсивность была не больше, чем это нужно для убеждения других в искренности своих переживаний».
Потому-то гнев вовсе не противоречит альтруистическому поведению. Альтруизм нельзя представлять себе лишь как простое миролюбие, так как это миролюбие может быть и эгоистическим, и трусливым. С другой стороны, эмоционально насыщенное стремление к защите слабого и униженного, связанное с целым арсеналом врождённых инстинктивных реакций и с нравственными убеждениями человека, может принимать форму силового воздействия на обидчика. Следовательно, альтруизм может сочетаться с эмоцией гнева и сопровождаться (в ущерб себе и собственным интересам) отказом человека от «непротивления злу насилием», проявляясь активными действиями, направленными против подлинного агрессора.
Существуют такие механизмы, как способность к избирательному эмоциональному общению, к состраданию, к переживанию чувства стыда и вины, эмпатия (способность чувствовать эмоциональный настрой другого живого существа), и наконец, нравственные принципы, усвоенные в процессе социализации и приобретении индивидуального опыта, которые обеспечивают альтруистическое поведение людей и блокируют агрессивные действия. Именно эти факторы, врождённые и сформированные воспитанием, определяют наличие у людей тех самых «стоп-сигналов», которые прекращают агрессивное поведение. Отрицая их существование у человека, Лоренц ошибался. Правда, у людей они менее демонстративны, чем у хорошо вооружённых хищных животных.
Загадочный «стоп-сигнал», способный блокировать агрессивные действия человека, подобен кличу, которым Маугли звал на помощь обитателей джунглей. Тот, кому он адресован, получив его, должен по-новому увидеть своего недруга, подавшего сигнал, почувствовать в нём человека, суверенную личность, во всём равную и близкую ему самому. «Я – человек, мы с тобой одной крови, я и ты!» – этот сигнал должен включать на уровне подсознания древние альтруистические инстинкты, благодаря которым возник и выжил человеческий вид. Каким образом он будет подан – жестом, взглядом, словом, смехом – зависит от ситуации. Не удержусь, чтобы не рассказать о самой удивительной форме, в которой однажды был подан альтруистический «стоп-сигнал».
Дело было в конце недобрых тридцатых годов. Шло собрание, на котором прорабатывали одного врача. Это был хороший врач, и несколькими годами раньше его выдвинули на работу в министерство здравоохранения. Во время же очередной чистки партии, он, по приказу сверху, подлежал разжалованию из начальников в рядовые врачи. Для этого и собрали медиков, которые в соответствие с известным ритуалом беззлобно, одними и теми же словесными штампами отчитывали его за всевозможные промахи в работе.
Вдруг во время очередного выступления сидевшая в президиуме женщина резко и демонстративно встала и, указывая на врача обвиняющим жестом, убеждённо и зловеще произнесла на весь зал:
– Товарищи! Моё классовое чутьё говорит мне: он вредитель и враг!
Наступила жуткая тишина. Выступавший испуганно замолчал: он ругал врача чересчур мягко, а вдруг его за это обвинят в политической близорукости или, того хуже, в укрывательстве врага?! Поступок мегеры из президиума был психопатическим, но свою авантюру она рассчитала точно. Время было страшное, люди запуганы. А в толпе всегда найдутся нелюди, этакие кровожадные рыбы – пираньи, готовые поддержать любую смертельно опасную подлость. Вот они почуяли кровь и возбуждённо зашевелились в зале. Им оставалось организовать всего два-три выступления, чтобы гибель человека стала неизбежной.
Врача спасло присутствие духа. Он встал и мощно прогудел в зал, указывая на даму в президиуме:
– Товарищи! Моё классовое чутьё подсказывает мне, что эта женщина – б…!
Зал потонул в хохоте. Люди, смеясь, утирали слёзы.
Непечатное слово вернуло им человечность и заставило замолчать нелюдей. Все хорошо знали, что дама, затеявшая эту подлую игру с человеческой жизнью, была не просто чиновницей от медицины. Она была опасным субъектом, «стукачом» НКВД (КГБ). Догадывались о её небезупречном половом поведении. Нетрудно было сообразить, что она имела раньше виды на врача и теперь мстила за то, что он отверг её «любовные» притязания.
Зал подобрел, мегера в президиуме сидела как оплёванная, председательствующий сообразил, что собранию пора закругляться. Человек спасся. Но, увы, его шефа – наркома здравоохранения – расстреляли как врага народа. Да и скольким миллионам не помогли никакие «стоп-сигналы»?