“– Когда Кокто был моложе тебя, он впервые в жизни увидел обнажённого мальчика в деревне, на ферме, и моментально грохнулся в обморок.
– Симпатичный, наверное, мальчишка был, а? <…> А от меня бы Кокто в обморок грохнулся?
– Намертво” .
Суть эта истории понятна читателям в свете того, что они уже знают о сексуальной ретардации Теннесси Уильямса. Кокто упал в обморок не оттого, что нагой мальчик был писаным красавцем, а потому что впервые увидел половой член другого подростка. Став взрослым художником, он без устали изображал любимый орган в любых состояниях и положениях, разумеется, вместе с их владельцами – молодыми людьми всех профессий и сословий: моряков, актёров, акробатов и художников. Так уж устроена психология гомосексуалов – мужской член является для них мощным эротическим раздражителем. Для юного Кокто его вид и вовсе стал запредельным испытанием, приведшим впечатлительного подростка к глубокому обмороку. Уолт сходен с Кокто и Теннесси Уильямсом и своей одарённостью, и гомосексуальностью. Но между ними есть очевидная разница: сексуальная революция позволила ему найти выход собственным сексуальным интересам в более раннем возрасте, так что никакие обмороки, панические атаки или приступы рвоты ему не грозят.
Трансвестизм для Би – явление временное и несущественное; своей затянувшейся игрой девочка лишь потакает гомосексуальности Уолта. К тому же она почувствовала эротический интерес к их новому другу, вполне гетеросексуальному Сайрилу.
“– Она собирается отпустить волосы и носить платья. Мне кажется, Уолт из-за этого грустит, – признаётся Марку Сайрил, добавляя при этом: – У Би растут волосы на лобке, чем она гордится, и грудки – они прекрасны. Она прямо из “Георгик” Майоля. Я как во сне хожу” .
Подростки втянули в свою игру и Сайрила. Поскольку из дому он выходил в чересчур “буржуазной” одежде, донельзя раздражающей обоих малолетних анархистов, то его переодевают в общие “шмотки”. К эпатажным выходкам новых друзей мальчик привык не сразу, тем более что ребята посмеивались и над ним. Постепенно он всё же вошёл в их круг на равных, что повлияло на поведение всех троих: и Би, и Уолт почувствовали сексуальный интерес к Сайрилу; тот же отдаёт явное предпочтение Би, не слишком, впрочем, отталкивая Уолта. Уолт самым откровенным образом пытается склонить к сексу и своего восемнадцатилетнего репетитора, например, подразнивая его рассказами об играх с переодеванием Би в мальчишескую одежду:
“– Как-то днём мы с Сэмом одевали и раздевали друг друга где-то с час, наверное. Пенни сказала, что в лечебнице для душевнобольных способны и не такое. Ты раздуваешься и увеличиваешься”.
Восемнадцатилетнему Марку Бордо хватает ума, такта и педагогической ответственности, чтобы не злоупотребить явной влюблённостью в него обоих мальчишек. Это особенно важно по отношению к Уолту, явно добивающемуся от своего наставника половой близости. Марку трудно вдвойне, так как воспитание его питомца должно строится на трёх прямо противоположных принципах: во-первых, необходимо уважать гомосексуальную ориентацию подростка, предупреждая развитие у него комплекса неполноценности и интернализованной гомофобии; во-вторых, следует, по возможности, содействовать становлению его гетеросексуального потенциала. Наконец, в-третьих, необходимо учитывать, что Уолт наделён синдромом низкого порога сексуальной возбудимости. Это последнее обстоятельство накладывает на Марка особую ответственность: надо считаться с явной сексуальной заинтересованностью и осведомлённостью подростка, и, в то же время, поощрять его сексуальные домогательства было бы преступлением. Словом, Давенпорт смотал клубок чрезвычайно сложных и противоречивых проблем. Откровенно говоря, врачу хотелось бы, чтобы в его новеллах гораздо определённее и чётче звучала мысль о запрещённости педофилии, о недопустимости и преступности перехода черты, разделяющей уважительное отношение к сексуальному любопытству подростков с реализацией любых физических контактов с ними. Это сделало бы книгу Давенпорта более доступной для широкого круга читателей, сталкивающихся с проблемами сексуального воспитания “трудных” подростков. Но он не был медиком, а писателем; у него свои задачи и цели, своё видение проблемы.
Разумеется, с точки зрения педагогики, сексуальные игры Уолта и Би крайне предосудительны. Но как врач-сексолог по секрету шепну читателям: мальчику они пойдут во благо. Когда Уолт достигнет зрелости, именно эти его детские игры обеспечат ему относительную свободу выбора в половом поведении (конечно же, с явным преобладанием гомосексуального потенциала). Без гетеросексуального опыта, полученного в играх с Би, его шансы на близость с представительницами прекрасного пола были бы близки к нулю.
Сайрилу выход из одиночества и успехи на поприще учёбы у Марка Бордо пошли на пользу: за ненадобностью он выбросил свои очки и доказал в спортзале, что у него нет “ни порока сердца, ни астмы – ни единой штуки, которыми меня раньше пугали”. Всё это были проявления невротического развития одинокого мальчика, лишённого родительской любви.
С точки зрения сексолога, в новелле “Кардиффская команда” подняты чрезвычайно важные вопросы, связанные со сложностью, спорностью, но необратимостью сексуальной революции. Напомню читателям её причины: рост экономической самостоятельности женщин; успехи НТР (научно-технической революции); открытие противозачаточных препаратов; акселерация подростков и, наконец, достижение высокого жизненного уровня, в частности, обеспечившего молодежи широкий доступ к автомобилям. Недаром же американские социологи полушутливо утверждали: “Мы сделали нашу сексуальную революцию на задних сидениях автомобилей”.
В её рамках, вначале на Западе, а затем и в России, сложилось новое мышление и поведение:
1. В сознании нового поколения гедонистический аспект секса (потребность в половом наслаждении) уравнялся с двумя другими аспектами – биологическим (функция размножения) и психосоциальным (реализация потребности в межличностных контактах).
2. Произошел немыслимый ранее прорыв информации в средствах массовой коммуникации: прежде запретные темы попали в передачи телевидения и радио, они порой с излишней демонстративностью публикуются в газетах и журналах. Расширились лексические нормы в кино и на телевидении. Появились порнографические и полупорнографические издания. Открылись секс-шопы, в которых продаются фаллоимитаторы, искусственные влагалища и иные приспособления, предназначенные для секса.
3. Появились издания, рассчитанные на читателей, принадлежащих к сексуальным меньшинствам. Отменена уголовная ответственность за гомосексуальные контакты, если партнёры достигли совершеннолетия и вступают в половую связь без принуждения. Гомосексуальность была исключена из списка психических заболеваний.
4. Семейное положение индивида стало делом его личного выбора. “Действительно, предпочтительно, но не обязательно вступление в брак, желательно иметь детей, но и бездетность не представляется аномальным состоянием. Короче, современная нормативность, будучи ответственным регулятором, в большей мере учитывает личное своеобразие человека, чем нормативность традиционная” . (Социолог Сергей Голод).
5. Наблюдается “омоложение секса”, – тенденция к раннему началу половой жизни, когда о браке не может быть и речи. Именно это мы видим в новеллах Давенпорта.
6. Активизировалась внебрачная рождаемость, растёт число материнских семей (“материнская семья ” – термин, обозначающий, что семья возникла не в результате развода, а вследствие решения матери иметь ребенка вне брака). Именно так поступили Пенни и Дэйзи, матери Уолта и Би в новелле Давенпорта.