«Содомия – какой она была в древнем гражданском и каноническом праве – являлась определенным типом запрещенных действий, виновник ее был лишь юридическим лицом. Гомосексуалист XX века стал особым персонажем: с соответствующими прошлым, историей и детством, характером, формой жизни, равно как и морфологией, включая нескромную анатомию, а также, быть может, с загадочной физиологией. <…> Гомосексуальность появилась как одна из фигур сексуальности, когда ее отделили от содомии и связали с некой внутренней андрогинией, неким гермафродитизмом души. Содомит был отступником от закона, гомосексуалист является теперь видом».
Классификация людей на основании их сексуального поведения в более ранние эпохи была удобным, но не особо глубоким с точки зрения психологии средством категоризации. (Некоторые влиятельные исследователи утверждают, что заявление об отсутствии сексуальности до капитализма – это искаженное прочтение взглядов Фуко. Когда Фуко привел свою знаменитую дихотомию «действие – идентичность», он не имел в виду, что раньше были только действия, а в современную эпоху появились идентичности: он имел в виду различные виды дискурса или способы осмысления секса. Раньше у нас были правовые акты, которые регулировали только действия; позднее появился медицинский и психологический анализ, касающийся идентичностей.)
Эта книга отвергает идею о том, что понятие сексуальности не подходит для анализа Средних веков. Сексуальный статус средневекового человека фундаментальным образом влиял на его идентичность – но этот статус заключался не в тем, был ли он гомосексуалом или гетеросексуалом, как сегодня, а в том, хранил ли он целомудрие или был сексуально активным. В результате средневековое общество оказывается разделенным на два совершенно разных типа людей. Когда речь заходит о других категориях сексуального, мы должны рассмотреть средневековые документы и решить, какими категориями пользовались – если пользовались – средневековые люди. Если мы без раздумий отбросим возможность, что у них могло быть понятие о сексуальности, то мы настолько же упростим картину, как если бы мы предположили, что их понятие сексуальности было таким же, как и у нас.
Для описания ненормативной сексуальной и гендерной идентичности в последнее время исследователи обращаются к понятию «квир». Здесь не лучшее место, чтобы в подробностях рассматривать квир-теорию в различных гуманитарных дисциплинах, особенно в художественной литературе, но следует сказать пару слов о том, насколько квир-теория применима к средневековому периоду. В одном из значений «квир» просто бросает вызов социальным нормам, и этот термин может ассоциироваться с гомосексуальностью, но может также использоваться и теми людьми, которые выбирают идентичность вне дихотомии «гомосексуальность – гетеросексуальность». Квиром можно назвать любого человека, который не вписывается в культурные ожидания: так Тайсон Пью утверждает, что трактирщик Гарри Бэйли из «Кентерберийских рассказов» Чосера «квир», поскольку властный и сварливый характер его жены бросает тень на его маскулинность. Но «квир» может также подразумевать и новый подход к анализу средневековых текстов, который отбрасывает гетеронормативность; такой подход предполагает, что изображенные в текстах люди не обязательно гетеросексуальны (если не указано обратное), что может открыть для нас широкие возможности для интерпретации. Такой подход стремится «разрушить гетеросексуальную парадигму исследований»[8]. Кроме того, «квир» может подразумевать ненормативную гендерную идентичность, поскольку, как утверждают многие исследователи и как впоследствии мы увидим в этой книге, средневековая сексуальная идентичность во многом связана с гендерной идентичностью. Читать таким образом тексты – значит «квирить» их. «Квирить» Средние века не значит утверждать, что определенные исторические лица или литературные персонажи имели гомосексуальную ориентацию, но значит отходить от разделения на гомосексуалов и гетеросексуалов. Уильям Бургвинкл утверждает, что если любое нерепродуктивное сексуальное поведение можно маркировать как «содомию», то все читатели могут идентифицировать себя с «содомитами». Нет гомосексуальности и гетеросексуальности; все люди живут в некоторой «квир-утопии», где «все читатели могут побыть маргинальными бунтарями»[9]. Разумеется, быть маргинальным бунтарем в Средние века было не столь привлекательно, как это может показаться сегодня, но тот факт, что самое разное поведение клеймилось как содомия, пожалуй, больше вредил тем, кто придерживался такого поведения, нежели универсализировал содомию.
8
Karma Lochrie, “Mystical Acts, Queer Tendencies,” in Constructing Medieval Sexuality, eds. Karma Lochrie, Peggy McCracken and James A. Schultz (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1997), 180.
9
William Burgwinkle, “Queer Theory and the Middle Ages,” French Studies 60 (2006), 79–88, here 79.