Три дня спустя Линдсей стала арендатором. Колин уезжал на съемки в Йоркшир и брал с собой Тома.
– Ни о чем не беспокойся, – говорил он ей в десятый раз, целуя ее в прихожей дома. – Дорогая, мне действительно нужен еще один помощник. Том помешан на кино. Работа и перемена обстановки – именно то, что ему сейчас нужно. Как только он поймет, что, кроме Кати, существует еще целый мир, он сразу придет в чувство. Я ни на секунду не выпущу его из поля зрения, но он об этом не догадается. Кроме того, он уже приходит в себя. Я уверен, что ему в голову больше не полезут никакие глупости.
– Он мне обещал, но я так волнуюсь за него.
– Доверься мне, Линдсей.
– Колин, мне было бы спокойнее, если бы он был здесь, рядом со мной.
– Я понимаю, – кивнул Колин, – но ты должна отдавать себе отчет в том, что ему нужно нечто другое. Дай ему возможность самоутвердиться, Линдсей. Из-за этой глупой девчонки он потерял уверенность в себе.
– Ты имеешь в виду, что я не должна приставать к нему со своими утешениями?
– Можешь немного поприставать, но не перестарайся.
Линдсей последовала его совету. Когда она шла вместе с Колином к его большой машине, которой Том искренне восхищался, она заметила, что при ее приближении Том напрягся. Линдсей почувствовала себя виноватой – сын ждал ее нравоучений точно так же, как в детстве, когда он был маленьким и абсолютно доверял ей. Но теперь перед ней был молодой мужчина со своими проблемами, со своей болью, избавить от которой его она была бессильна. Поэтому она лишь пожелала сыну счастливого пути и интересной работы.
– Как вам это удалось? – спросил Том, сидя рядом с ним в машине. – Это ведь ваша работа? Обычно мама гораздо более сентиментальна и многословна.
– Я ничего не делал. Просто Линдсей привыкает к мысли, что вы взрослый мужчина.
– Вы, наверное, шутите? Я для нее все тот же маленький мальчик.
– Том, не нападайте на нее. – Колин помолчал. – Все это происходит потому, что ей пришлось растить вас в одиночку. Если она беспокоилась, некому было разделить с ней это беспокойство.
– Вы так думаете?
– Все женщины ведут себя так. В этом их сила и одновременно слабость. Моя мать была такой же. Она плакала, когда провожала меня в школу. Линдсей вас очень любит и не всегда осознает, какое действие оказывает на вас то, что она говорит и делает. У нее очень доброе сердце, Том, и…
– И вы ее любите, да? – Том ухмыльнулся. – Я давно заметил.
– Я хочу на ней жениться. Я отчаянно хочу на ней жениться. – Колин помедлил. – Вот зачем я приезжал в воскресенье в Оксфорд. Я хотел… В общем, я сам точно не знаю, чего я хотел. Попросить у вас благословения – что-то в этом роде.
– Это здорово. Считайте, что вы его получили.
– И спросить совета… – Колин тихонько застонал. – Боюсь, что она может мне отказать, а если она это сделает, я сойду с ума.
– Вам нужен мой совет? – Том вспыхнул от удовольствия. – Правда? – Он улыбнулся. – Ну, если бы речь шла о нормальной женщине, достаточно было бы одной машины. Я имею в виду, что если бы я был женщиной и ко мне приехал бы мужчина на такой машине, я сказал бы «да», прежде чем он успел бы из нее вылезти.
– Это потому, что вы мужчина. Представьте себя женщиной.
– Хорошо, попробую. Ну, мог бы помочь дом – но в этом отношении мама тоже ненормальная. Могу сказать, что ей нравится ваш отец, это, конечно, большой плюс. Подождите, дайте подумать… – Он нахмурился. – Понимаете, я вижу, что она от вас без ума. Когда она на вас смотрит, у нее что-то происходит с лицом. Никогда прежде я ничего подобного не видел.
– Никогда? Вы уверены?
– Ну, может быть, раз или два. Должен вам сказать, она была неравнодушна к Роуленду.
– Я знаю, знаю. Только не говорите мне ничего об этом, а то мы во что-нибудь врежемся.
– О, об этом вам беспокоиться нечего, – небрежным тоном объявил Том. – Роуленд ей не подходит. Она сама это знает. Я имею в виду, Роуленд хорош как друг, но представьте, разве вы могли бы с ним жить? Если бы она все-таки легла с ним в постель, она через неделю перестала бы о нем думать, но только она этого не сделала. Между прочим, я думаю, Роуленд не был ею увлечен.
– Вы уверены? – Колин с недоумением взглянул на Тома. – Странно!
– Нет, она, конечно, ему нравилась, – рассудительно проговорил Том. – И все-таки у него довольно трудное положение – столько лет, а он все еще не женат. Так что он, наверное, просто убедил себя, что это что-то большее. Мне так иногда казалось. Например, этот ленч в Оксфорде. Вы помните? – Он смущенно отвел глаза. – Но это было отчасти из-за соперничества. Я имею в виду, он видел, что вы интересуетесь мамой. Все, кто сидел за столом, это поняли, кроме мамы.
– Неужели? – спросил Колин. – О Господи…
– Но насчет Роуленда вам беспокоиться нечего. Она никогда не смотрела на него так, как смотрит сейчас на вас. Так что, если вы действительно хотите на ней жениться…
– Если? Если? – Колин обогнал сразу три машины. – Том, никаких «если» тут быть не может. Дайте мне совет.
Том задумался. Теперь он чувствовал себя на десять лет старше, чем когда садился в машину. Он думал о том, что ему нравится этот немного взбалмошный человек. Он гадал, окажется ли этот человек взбалмошным настолько, чтобы дать ему поездить на «Астон-Мартин». Он спрашивал себя, почему он уже двадцать часов не думает о Кате и следует ли считать это обстоятельство прогрессом.
– Вы хорошо играете в шахматы? – вдруг спросил Том Колина.
– Неплохо. Почему вы спрашиваете?
– Мама играет потрясающе. Я имею в виду – настолько плохо, что это потрясает. Но когда она играет, она делает одну вещь, и это навело меня на мысль…
Несколько минут Том говорил не переставая. Под конец глаза у Колина стали совсем круглыми.
– Вы так думаете? Вы уверены? Когда?
Том нахмурился и опять задумался.
– Когда кончаются эти съемки? В конце февраля? Через три месяца? Это в самый раз. Значит, в марте.
– Три месяца? Я не выдержу.
– Поверьте мне, первое марта – это то, что нужно, – к удивлению Колина, проговорил Том.
Неделю спустя, в середине декабря, Линдсей отправилась в Лондон, чтобы помочь Пикси перебраться в свою, некогда горячо ею любимую, квартиру. Переезд не потребовал много времени, потому что все имущество Пикси состояло из стереосистемы, волнистого попугайчика и одного чемодана.
– Пикси, у тебя есть что-нибудь еще? – спросила Линдсей, когда они расположились в ее бывшей гостиной. – Как насчет книг? Одежды? Ты хочешь сказать, что это вся твоя одежда?
– Мне она больше не нужна, – ответила Пикси.
Она зевнула, потянулась, взбила рыжие волосы и исполнила небольшой танец.
– Я начинаю новую жизнь. Новая квартира, новый цвет волос, новая работа, новая одежда и новое будущее.
– Как идет работа? – спросила Линдсей, с унылым видом оглядывая свою, уже бывшую, квартиру.
– Блестяще. Макс говорит, что я самый лучший редактор отдела моды из всех, кто у него был. Разумеется, не считая тебя.
– И на том спасибо. Страшно ему признательна.
– А эту квартирку не сравнить с той дырой, где я жила… Можно я тут кое-что перекрашу?
– Поступай, как тебе заблагорассудится, – сказала Линдсей.
– А ты уверена, что хочешь ее только сдавать? Я бы ее купила. Взяла бы ссуду.
– С чего это я тебе ее продам? – Линдсей села. – Она еще может мне самой понадобиться.
– Что-то случилось?
– Да. Кажется, у меня больше никогда не будет детей.
– А почему тебя это волнует? – Пикси в недоумении уставилась на нее. – Разве это имеет какое-нибудь значение? Или я не посвящена в какие-то тайны.
– Никаких тайн! Никогда в жизни я не была так серьезна. Я люблю его. Я люблю его до безумия. И я хочу от него детей.
Пикси открыла было рот, чтобы протестовать, спорить и доказывать, но, взглянув на Линдсей, снова его закрыла.