Она вышла из метро и направилась в свою антикварную лавку мимо пустой громады бывшего Центрального рынка. Первое, что бросилось ей в глаза, — следует вымыть витрины. Лавка, занимавшая одно помещение, представляла собой форменные джунгли: подставки для ламп, вешалки для шляп, хилые задранные ножки перевернутых стульев, канапе, заставленное пыльными бутылками. На полу у двери стоял бочонок, из которого торчали старые трости.
В глубине лавки помощницы Жанны — Моника и Мушетт — разбирали коробку с товаром. У близняшек были длинные спутанные светлые волосы, обе носили джинсы с яркими заплатками. Строго говоря, у Жанны были подручные, потому что деньги на лавочку дала ее мать, но именно двойняшки в большинстве случаев брали на себя тяжесть общения с богатыми дамами из Отейля, основными покупательницами Жанниного антиквариата. Близнецы были моложе Жанны, но еще школьницами участвовали в студенческих бунтах 1968 года и поэтому были склонны относиться к ней как к взбалмошной младшей сестре.
— Привет, — сказала Жанна. — Я выхожу замуж.
Двойняшки разогнулись, отбросили с глаз волосы и, не веря собственным ушам, уставились сперва на Жанну, а потом друг на дружку.
— Ну и какая ж ты будешь — замужняя? — спросила Моника.
Жанна знала, что Том им не нравится.
— Буду спокойней, собранней, — ответила она, расстегивая пальто. Она собиралась помочь девушкам разобрать и оценить вещицы, как положено почтенной владелице магазинчика, каковой она мечтала быть. — Я решила взяться за ум.
Близнецы встретили ее слова смехом.
— А вы бы что сделали на моем месте? — спросила Жанна.
— Я бы стукнула себя по черепу, — ответила Мушетт.
— А я бы ушла в монашки, — присовокупила Моника.
И отказалась от секса? — подумала Жанна. Она начала стягивать пальто, но остановилась. Первым делом она сообщит Полу, что выходит замуж, что их связи конец. В конце концов, брак ее родителей оказался удачным, вероятно, по той причине, что отцу тоже пришлось кое-чем поступиться. Она вдруг ощутила себя неимоверно сильной и твердой.
— Я приняла важное решение, — заявила ока, застегивая пальто. — Конец. Сегодня встречаюсь в последний раз.
— А свадьба? — поинтересовалась Мушетт.
— Да, — бросила Жанна через плечо, — я выйду замуж. Я свободная женщина!
Моника и Мушетт переглянулись, окончательно сбитые с толку.
— Никогда я ее не понимала, — сказала Моника.
— В любом случае, — заметила Мушетт, — следует говорить не «свободная», а «самостоятельная».
Глава пятнадцатая
Свободная женщина! Выйдя из лавки, Жанна снова и снова повторяла про себя эти два слова. Погруженная в свои мысли, она не обратила внимания на припаркованный у тротуара фургон-тонваген.
[19]
Внутри фургона, укрывшись за грудой картонных ящиков и опустившись на колени, сгрудились Том и члены его съемочной группы — вперемежку со звукооборудованием, «Аррифлексом» и перепутанными проводами. Том уткнулся в камеру, ловя в фокус Жанну, которая бежала к перекрестку. Ассистентка — она обмотала голову шарфом — стояла на коленях с ним рядом, касаясь его плечом, но Том с головой ушел в свою киноохоту.
— Будь я на месте Жанны, — сказала помощница, — я бы после такого номера дала тебе от ворот поворот.
Том передвинулся, пытаясь найти оптимальный ракурс. Мотор заработал с громким рычанием, но водитель не спешил трогаться с места, выжидая, не сядет ли Жанна на перекрестке в такси.
— Ты у нас настоящий частный сыщик, — заметила ассистентка.
Том не ответил, но облапил ее поверх свитера, нащупал маленькую твердую грудь и игриво ущипнул.
— Может, ты была бы не прочь оказаться на ее месте, — сказал он, не отрываясь от камеры.
Жанна свернула за угол и пошла по улице.
Фургон поехал следом, затем поравнялся с девушкой. Том передал камеру оператору и дал знак начинать съемку. Все сосредоточенно замолчали. Фургон чуть отстал.
Перед светофором машины остановились. Жанна вдруг развернулась и кинулась прямо к фургону.
— Увидела, — шепнул Том. — Влипли.
Она была совсем близко. Том согнулся за ящиками, махнув рукой остальным сделать то же. Помимо съемок у него имелась и другая причина следить за Жанной, хотя ему не хотелось признаваться в этом даже самому себе. Последние несколько дней поведение Жанны наталкивало его на подозрения: частые опоздания, внезапные уходы, драка в метро. Что-то тут было не так.
Услыхав звук захлопнувшейся дверцы, Том осторожно выглянул в окошечко. Жанна сидела на заднем сиденье такси.
— Нет, слава богу, не влипли, — сказал он.
Такси отъехало.
— Держи дистанцию, — приказал Том водителю. — Она не должна видеть нас.
Такси остановилось у очередного светофора. Жанна наклонилась через спинку переднего сиденья и объяснила таксисту, куда ехать. Ей и в голову не могло прийти, что всего в нескольких футах над ней завис глаз объектива. Дали зеленый свет, фургон пристроился в хвосте у такси.
Жанна не глядела по сторонам. Открыв сумочку, она извлекла косметичку. Тронула тушью ресницы, накрасила губы, подчеркнув их линию ярко-красной помадой.
Такси остановилось в виду нарядного моста метро, по другую сторону которого начинался район Пасси. По мосту толпой шли извергнутые из дверей метро пассажиры. У Жанны мелькнула мысль, нет ли в этой толпе и Пола. Она вышла, торопливо расплатилась с водителем и пересекла улицу Жюля Верна, направляясь к кафе «Виадук» и к знакомым фасадам.
Том и участники группы, все так же на коленях, прижались носами к маленькому оконцу.
— Где мы? — спросил Том, когда Жанна миновала кафе.
— На улице Жюля Верна, — ответил водитель. — Седьмой округ.
— Ладно, — произнес он, — обгоняем.
Жанна почти дошла до дома с высокой чугунной дверью. Фургон поравнялся с ней и проехал вперед.
Улица выглядела как обычно — тихая, безлюдная, лишь изредка проедет случайный автомобиль. Строительные леса напротив возвышались скелетом какого-то допотопного ящера, до слуха Жанны долетал отдаленный грохот поездов метро. Она задержалась у двери с желтыми матовыми стеклами.
Фургон остановился, но водитель не заглушил мотора.
Жанна потянулась к двери, но уловила краем глаза какое-то движение впереди на улице. Дверца остановившегося фургона была чуть-чуть приоткрыта, и в щель просунулось рыльце продолговатого черного цилиндра: ручной микрофон. Она его сразу узнала. Следовало мгновенно принять решение.
Переборов страх и злость, она сразу решила, что делать. Повернулась и пошла дальше.
— Ты уверен, что она не заметила? — обратился Том к звукооператору.
— Исключено, — ответил тот и убрал микрофон; фургон снова медленно покатил вперед.
— Ты уж постарайся, — попросил Том, — попробуй записать звук шагов и что-нибудь из уличных шумов, чтоб передать общую атмосферу.
Жанну так и подмывало завопить. Ей хотелось наброситься на Тома, хотелось сбежать и никогда его больше не видеть. Надоело. Теперь фургон так выделялся на тихой улице, что впору было захохотать или выкинуть какое-нибудь непристойное коленце. Однако это могло сыграть на руку Тому. Нет, лучше обвести его вокруг пальца, да так, чтобы он это понял.
Дойдя до перекрестка, она остановилась. На другой стороне улицы стояла потемневшая от многолетней копоти каменная церквушка романской архитектуры. Не оглядываясь по сторонам, Жанна перешла через улицу и скрылась за тяжелой деревянной дверью.
— Стоп! — приказал Том водителю и добавил, обращаясь к съемочной группе: — Чтоб ни единого звука!
Он распахнул дверцу и соскочил на землю.
— На цыпочках, — предупредил он выбравшихся следом коллег. Том почувствовал, что наконец-то добрался до святая святых Жанны. Вот уж чего бы он никогда не подумал, — оказывается, она верующая! Открытие порадовало его, поскольку свидетельствовало о ее непорочности.
В церкви было пусто, если не считать одного-двух молящихся, царил полумрак. В одном из приделов слабо мерцали свечи. Вечерний свет, скупо просачиваясь сквозь витражи в высоких оконцах, освещал алтарь. Оператор поднял камеру и, повинуясь жестам Тома, сначала наставил объектив на витражи, а затем опустил и повел вдоль нефа, отыскивая Жанну.
Она преклонила колени перед решеткой исповедальни, молитвенно сложив руки.