Но вместо этого на сцену в окружении полуголых танцовщиц вышел, непристойно виляя бёдрами, какой-то парень. Он стал рассказывать анекдоты и исполнять куплеты, смысл которых от нас ускользал. Но публика смеялась, аплодировала, кричала неизвестные нам слова, а кто-то, раскрасневшись, даже вскочил со стула и попытался прорваться на сцену (тут мы, наконец, поняли, зачем нужна сеть и с какой стороны от неё дикие звери). Спектакль становился всё интереснее, но внезапно сзади появились две пары рук, которые схватили нас за шкирки и подняли с бархатных сидений. Одна из них принадлежала билетёру, а другая – синьоре Лованио, матери Аннетты.
– А ну вон отсюда! Вон сейчас же! Какой позор! И как вас только понесло на варьете? – шипела она.
Аннетта на целый месяц лишилась походов в кино и театр, я же никому из домашних не призналась, поэтому наказания избежала. Но обе успели понять, что больше всего публика смеялась и кричала при упоминании одного переулка в старом городе.
– Естественно! Там же бордель, – уверенно заявила на следующее утро Чиччи Лодде, которая в свои тринадцать хоть и не читала «К востоку от рая», зато прекрасно разбиралась в теме и знала с десяток названий для этого греховного места: «бордель», «заведение», «дом терпимости», «весёлый дом» и даже «лупанарий». Заодно она заверила нас, что слово «лупанарий» происходит вовсе не от lupo, волка, и те, кто посещает такие места, в полнолуние не покрываются шерстью.
В полнолуние, да и вообще по ночам, нам, девчонкам, так и так приходилось сидеть дома. Зато днём мы пару раз сходили посмотреть на зловещий переулок – правда, не нашли ничего, что свидетельствовало бы о его предназначении.
Нам было по четырнадцать, когда Аннунциата Парис рассказала, что нашла в телефонной книге номер этого борделя с пометкой «Пансион Рины» и собирается туда позвонить – выяснить, как набирают персонал. Мы с Аннеттой должны были предупредить её, если в сторону комнаты с телефоном направится кто-нибудь из взрослых.
Аннунциата набрала номер. Мы чуть не подскочили, когда женский голос, в котором не было ни капли непристойности, отчётливо произнёс:
– Пансион Рины (ага, значит, всё точно). Чем вам помочь?
– Я сбежала из дома, – начала Аннунциата. – Не могу так больше! Хотела бы начать работать. Говорят, вы ищете симпатичных девушек.
– Сколько тебе лет? – спросила женщина.
– Восемнадцать, – соврала наша подруга, надеясь, что голос, ещё по-детски звонкий, её не выдаст.
– Я не могу тебя взять, ты несовершеннолетняя. Перезвони, когда исполнится двадцать один, – холодно ответила мадам Рина и повесила трубку.
Разочарованные столь формальным подходом, мы выбросили бордель из головы: в романах всё выглядело совершенно иначе.
20
Но однажды мать Луизанны Саккетти собрала нас у себя в гостиной, чтобы предупредить о том, какую опасность несут в себе мужчины. Все – как мальчишки, так и взрослые. Лишённые благодаря сенатору Мерлин разрядки завсегдатаи публичных домов при первой же возможности начнут к нам приставать. А ещё станут мастурбировать в школьных уборных или на задних рядах кинотеатров, оставляя после себя лужи смертельно опасной жидкости, которая может «навсегда погубить» любую женщину. «Никогда не оставайтесь наедине с мужчиной, – учила нас синьора, – даже если полностью ему доверяете. Никогда не садитесь в незнакомых местах, не протерев сиденье денатуратом (пузырёк обязательно носите с собой). А дома непременно дезинфицируйте биде и унитаз».
– Мама совсем рехнулась, – ворчала потом Луизанна. – Если ты девственница, как сперматозоиды в тебя попадут? Они же не альпинисты.
По этому поводу мнения разделились. Похоже, некоторые матери сомневались в добродетели своих дочерей, потому что ещё месяца три заставляли их брать с собой в кино полотенце и подкладывать его на сиденье для дополнительной контрацепции.