Гарт явился с опозданием на двадцать минут и начал быстро рассказывать, но не о злоупотреблении. Знаю ли я, что автобус 43 маршрута не всегда останавливается в Вилларде, ближайшем к моему офису? Если не выйти на этой остановке, то следующая будет у медицинского центра, а идти оттуда на двадцать минут дольше. Пока мы с Гартом обсуждали неправильное размещение остановок на маршруте, мне хотелось переключить разговор на его случай. Адвокаты просили меня побыстрее выяснить подробности и узнать, что может помочь лечению Гарта (если это возможно), а также постараться оценить, какой ущерб нанесен ему насилием. Я взглянула на оставленный мне конверт.
— Гарт, в прошлый раз ты мне оставил кое-что.
— Вы читали это? — на этот раз его взгляд встретились с моим.
— Ты сам уже читал мне.
-Да.
— Почему ты оставил мне именно эти истории, а не другие?
— Я рассчитывал, что с ними было бы легче.
— Для тебя или для меня?
— Для нас обоих, если бы я не рассказал вам.
— Ты думаешь, что это те же самые истории? Что если я прочту их, то узнаю твою историю?
— Подробности те же самые, — сказал он, — а ощущения...
— Ты мог разговаривать с кем-нибудь об этих ощущениях?
— Я сделал заявление адвокату, если вы подразумеваете это. Я написал его. Вам нужна копия?
— А ты хочешь дать мне ее?
— Мне легче ее дать, чем рассказывать об этом.
— Легче.
— Я хочу помочь другим мальчикам. Я хочу остановить такого рода дела.
— А как насчет помощи самому себе?
— Вы полагаете, что разговор об этом поможет мне! — Он на мгновение улыбнулся. — Все вы психиатры так думаете.
— На самом деле я не всегда думаю, что разговоры об этом могут помочь.
— Не думаете? — удивился Гарт.
— Иногда это слишком болезненно, а иногда дети просто не готовы к этому.
— Доктор Понтон, я ждал уже пять лет.
— Да, ждал. Это большой срок.
— Как мне начать, если я собираюсь сделать это?
— Ты уже начал, Гарт.
— В следующий раз я принесу вам мое заявление.
— Хорошо.
В следующий раз Гарт принес заявление и начал читать его.
«В тринадцать лет я впервые оказался вне дома в лагере. В то лето мои родители разводились, они хотели, чтобы я оказался подальше от их противоборства. В лагере был священник. Каждый вечер он присоединялся к разным группам мальчиков. Обычно он оставался с каждой группой на две ночи и выбирал двух мальчиков, по одному на каждую ночь. Все начиналось с того, что он стелил свой спальный мешок рядом со спальным мешком мальчика. Затем он предлагал помассировать спину каждому, и когда темнело, большинство мальчиков засыпали. В последнюю ночь путешествия он спал рядом со мной. Я помню, что он подтянул свой мешок ближе ко мне, и когда другие мальчики заснули, он расстегнул молнию с моей стороны. Я помню мягкий звук расстегиваемой молнии, затем он расстегнул и мой спальный мешок. Я лежал на животе и, повернувшись к нему, увидел его лицо, окаймленное светом угасающего костра. Он улыбнулся мне. «Не волнуйся, Гарт, теперь моя очередь потереть твою спину. Все будет в порядке, потому что ты такой удивительный мальчик». Я хотел что-то сказать. Я чувствовал, что мой рот шевелится. Я хотел говорить, но он начал растирать нижнюю часть моей спины, приговаривая: «Теперь твоя очередь, удивительный мальчик, только лежи тихо, и все будет здорово». Он продолжал гладить меня, временами запуская один палец в задницу и медленно двигая его туда и обратно. Сделав это, он вылез из своего мешка и взгромоздился на меня. Я остолбенел. Я почувствовал, что он шевелится на мне, и услышал его мычание. Когда его пенис вошел в меня, я почувствовал острую боль. Он снова и снова мягким голосом повторял «удивительный мальчик», продолжая вонзаться в меня, двигаясь назад и вперед, проникая все глубже и глубже, пока я не почувствовал его содрогания. Затем все прекратилось. Он был тяжелый, и я хотел только, чтобы он слез с меня. Мне было так стыдно из-за случившегося. Я был уверен, что с другими мальчиками этого не происходило. Я не мог уснуть всю ночь».
На середине Гарт перестал и начал просто рассказывать свою историю. Он запомнил ее.
— Теперь ты можешь говорить об этом, Гарт.
— Да, по крайней мере я рассказываю вам. Я продолжаю думать о том, что он делает это со многими другим детьми. Это так ужасно.