Выбрать главу

Потом положение с родителями Дженни, Сарой и Джонатаном, улучшилось. Борьба утихла, и было установлено регулярное расписание опеки. Авоська исчезла, и Дженни уже не спрашивала меня, может ли она положить в мою сушилку свою слегка влажную одежду. Наши сеансы уже не были наполнены рассказами о громких и сердитых полуночных телефонных разговорах между ее родителями, о побегах матери в*свою спальню для спасения в дыму марихуаны, о готовности ее отца поделиться крупной суммой денег с Дженни и о том, что родители хотят иметь в ней друга, а не дочь. Жизнь вернулась к некоторому подобию нормы.

Однако Дженни не думала, что жизнь приходит в норму. У нее на лбу появились два крошечных прыщика, заметные, по ее мнению. всякому, кто не слепой. Последнее определение она приписывала большинству взрослых, включая своего стареющего доктора. Она предложила, чтобы я купила для приемной лосьон «Клерасил» и улучшила там освещение, ведь в конце концов я работаю с подростками. Я поблагодарила Дженни за полезные предложения, а затем стала спрашивать о периодических изменениях ее настроения.

Дженни рассказала мне о своем сне. Это был не первый сон, ко-торым Дженни поделилась со мной. Вскоре после нашей первой встречи она дала мне понять, что ознакомилась с книгой Зигмунда Фрейда «Толкование сновидений» и (что еще полезнее) посмотрела несколько фильмов, в которых пациенты делятся своими снами с доктором. Она сказала, что для успешного психоанализа (так она назвала работу, которую мы делаем вместе) нужно рассказывать о своих снах, и она не собирается упустить этот ценный и волнующий опыт. На этот раз она начала рассказ с того, что этот сон не является особенно волнующим. Он «странный и в некотором роде грубый».

— Я на вечеринке с ночевкой. И все мои подружки тоже. Все девочки спят на полу, а я сижу на кровати выше их и смотрю на них. Уже поздно. Я засыпаю и затем падаю с кровати прямо на них. Оставленные ими банки кока-колы разлетаются. Все вверх дном. Они не обижаются, а я смущаюсь.

— Что ты думаешь об этом? — спросила я.

— О сне?

— Гм. Что он означает?

— Не знаю. Иногда я думаю, что вы можете читать мои мысли, даже когда, конечно, не можете. Вы можете? — засмеялась она. — Может быть, я хочу, чтобы вы прочли мои мысли, так как мне не хотелось бы говорить о них.

— Я могу понять это, но самое важное состоит в том, что ты чувствуешь и думаешь об этом.

Я не была уверена, правильно ли я делаю, предпочитая в этот момент промолчать, но мне хотелось, чтобы она сначала высказала свои собственные мысли.

После моих слов она выпалила:

— Мне не надо догадываться — я знаю. Это у меня месячные. Я уверена.

Девочки и раньше разговаривали со мной о своих месячных, но даже самые прямодушные из них рассказывали о первых месячных или вообще о месячных почти иносказательно. Обычно для таких разговоров требовались усилия с моей стороны или один-два прямо поставленных вопроса. Я не была слишком удивлена, что Дженни ведет себя иначе. Она всегда была искренна и подходила к трудным вопросам о разводе ее родителей с откровенной прямотой.

— Шесть дней назад у меня началась менструация. Во сне я видела разлитую кока-колу, падение на подружек и пробуждение после них. Насколько я понимаю, этот сон означает, что в реальной жизни я тоже опаздываю. У них месячные начались давным-давно. Боже, мне четырнадцать! Мне пришлось ждать годы. — Она остановилась и сделала вдох.. — Так вы как психиатр...

— Мне как психиатру ясно, что ты делаешь хорошую работу в связи с этим. Между прочим, поздравляю с месячными.

Кажется, это замечание удивило ее и наверняка было ей приятно.

— Спасибо, я счастлива этим.

— Я вижу. Во сне это вечеринка.

— Да, вечеринка, на которой я уснула и разлила везде кока-колу. Какая-то вечеринка.

— Да, какая-то вечеринка, Дженни. Но это еще и повод отметить.