Хотя Даниэль и делился «частями» своей истории раньше, мы оба не могли понять ее полностью, пока он не поделился этим. Он чувствовал себя безнадежно одиноким, мальчик без друзей и без отца. Физические прикосновения к своему пенису успокаивали его, как и многие истории, которые он рассказывал себе.
Этому одинокому мальчику, далекому от своего отца и друзей, было нужно больше, чем простое прикосновение или даже восстановление уверенности в сексуальных фантазиях. Для него все это было «больше чем жизнь». Ему нужна была способность произвести впечатление на своих приятелей и, что еще важнее, на самого себя. Пылесос был экспериментом на этом пути.
Моя встреча с матерью Даниэля не была непохожа на первые встречи с ее сыном. Она чувствовала себя глупо из-за своей уверенности, что переезд из одного конца страны в другой будет безболезненным для ее сына. Теперь она осознала, что слишком полагалась на свою веру и не заметила признаки беды.
Мэдлин вспомнила, как Даниэль, очень активный мальчик, начал уединяться в своей комнате. Наверное, это стремление к одиночеству не вызвало бы у нее беспокойства, но затем он перестал отвечать на телефонные звонки своих старых друзей. «Это другая школа, с другими друзьями, — сказал он ей. — На самом деле они не хотят разговаривать со мной».
Вскоре после этого разговора отец Даниэля вынужден был отложить долгожданную поездку в Калифорнию, во время которой собирался провести с сыном три дня в походе. Когда Мэдлин рассказала это, я вспомнила фантазию Даниэля. Отец пообещал приехать в другое время, и Даниэль сказал, что понял. Но Мэдлин заметила, что сын вскоре перестал разговаривать с ней. Когда она спрашивала его об этом, он повторял: «Нет проблем, мама», но она интуитивно понимала, что проблемы есть. Обнаружив список с десятью способами хорошо проводить время (все способы мастурбации), Мэдлин осознала, что должна поговорить об этом с сыном, но вдруг поняла, что не может. Она призналась мне, что ее пугало все, что относится к сексуальности сына. Она так хотела помочь ему. Она видела его борьбу, но очень боялась, что каким-нибудь неосторожным словом только ухудшит дело. Даже перед инцидентом с пылесосом она разговаривала по телефону с отцом Даниэля и поделилась с ним, как озабочена изолированностью сына. Но Мэдлин считала, что сообщить папе о списке Даниэля было бы предательством. Кроме того, она чувствовала себя очень виноватой из-за переезда в другой конец страны, бегства от их проблем. Это переселение оторвало Даниэля от его отца и друзей в то время, когда (как она теперь осознала) он очень нуждается в них.
Моя работа с Мэдлин была в основном сосредоточена на том, чтобы придать ей уверенности: большинство фантазий Даниэля и его действия при мастурбации являются нормальными. Она успокоилась, выяснив, что при мастурбации эпизод с пылесосом оказался его рискованным единственным поступком. Поэтому я объяснила, что действия ее сына во время мастурбации (почти как у всех молодых людей) в этот период жизни выполняют для него много функций. Прежде всего, как он и сам описывал, это его «особый друг», обеспечивающий общение, которое его успокаивает. Кроме того, это было своего рода репетицией будущих действий, испытаниями «работоспособности» его пениса.
После этого обсуждения Мэдлин стала более открытой и поде-лилась некоторыми своими предубеждениями против мастурбации. Прежде она предполагала, что мастурбация приведет Даниэля к потере интереса к сексу, что он станет больше заниматься удовлетворением своих собственных желаний, чем желаний взаимных, создающих отношения. Она думала также, что он настолько привыкнет к своей уединенности, что не сможет остановиться. В ходе нашего разговора Мэдлин согласилась, что могла бы отчасти распознать это в фантазиях сына. Она поняла, каким образом рассказывание историй самому себе или использование визуальных образов во время любых сексуальных действий может быть приятным и здравым.