Слушая, как Вера облегчает свою ношу, я уловила в ее голосе страх. Подобно многим родителям молодых людей, она боялась не столько за опекаемого подростка, сколько за себя. Она не была готова к романтической связи, которая началась у ее внучки. Я сочувствовала ей как мать двух дочерей. Когда же (если вообще когда-нибудь) родители бывают готовы обнаружить этот первый романтический успех своего ребенка?
Я предложила Вере прийти ко мне вместе с внучкой. Она спросила, следует ли ей рассказать Стаси о письме. Я сказала, что, по моему разумению, она должна это сделать. Вера чувствовала себя преданной, осознав, что их домашний адрес стал известен незнакомцу, а Стаси почувствует себя преданной своей бабушкой, вскрывшей ее письмо.
Через два дня в освободившийся для приема час я впервые встретилась с Верой и Стаси.
Я почувствовала мощную энергию связи между бабушкой и ее внучкой-подростком, когда они еще были в приемной. Стаси сидела на стуле возле компьютера моей ассистентки, привлеченная работой программы, запоминающей состояние экрана. Ее рука была настороже. Ожидала ли она моего разрешения нажать кнопку на мыши и самой погрузиться в виртуальное пространство? Вера держала что-то похожее на пачку книг в оберточной бумаге, без сомнения, эротическую литературу.
Стаси вскочила первая, устремившись за мной в кабинет и задев мое плечо пышной гривой своих красноватых с серебристым отливом волос.
— А здесь вы тоже подключены? Ой, вы поставили Интернет! Но вы не подключили его! Хотите, я подключу? Надо соединить между собой ваши шины, их надо разместить в приемной, а это место займу я. Конечно, я ничего не буду говорить.
— Не будешь? — спросила я, очарованная этим воплощением божества чат-конференций и сомневаясь, что она может когда-нибудь вести себя тихо, вне зависимости от подключения к сети.
— Иногда я спокойна, даже когда подключена к сети.
Пока мы со Стаси болтали, я отметила, что лицо Веры значительно изменилось. При упоминании внучкой Интернета Вера прищурилась, а затем откинулась на спинку стула, уже сжимая, а не придерживая пачку книг. Похоже, что компьютерная терминология заставляла ее замолкать. Я увидела, что внучка не только говорит на этом языке, но и владеет им. По-видимому, это было ее страстным увлечением. Я поняла, что такое расхождение в интересах поможет мне работать с ними обеими. Я спросила Веру, что она принесла с собой, хотя уже прекрасно знала об этом. Она молча положила стопку, и я заметила слабую улыбку. Я медленно вынула книги из свертка. Их было шесть или семь, прекрасные старые издания в жестких переплетах. Вера была неравнодушна к Анаис Нин («Треугольник Венеры», «Маленькие птички»), но были и другие книги. Я почувствовала, что она ценит эту коллекцию.
Блеснули серебряные браслеты — это Стаси потянулась к одной из книг. Инстинктивно я заслонила их, но мой жест не оттолкнул Стаси.
— Бабушка любит эти книги. Я покажу вам хорошие места. Многие из них я подчеркнула. Они великолепны!
Надо было отдать ей должное: эта девочка была невозмутимо восторженной, о чем бы ни зашла речь — компьютерах или литературе. Я заметила, что она оставалась такой же блаженно-беззаботной и под свирепым взглядом своей бабушки. Возможно, Вера еще не поняла, что Стаси пометила страницы.
— Вера, Стаси права. Ваша коллекция удивительна. Спасибо за то, что вы ее принесли. Вы упоминали, что вместе с внучкой разделяете любовь к Анаис Нин.
— Она заслуживает большого уважения, хотя ее книги не предназначены для детей. Я намеревалась поделиться только с вами, доктор.
Она выделила слово «доктор», предоставляя мне определенную власть, но разговаривая с ней, я всегда чувствовала, что меня заставляют выполнять команды. Хотела бы я знать, желает ли она, чтобы я выполняла функции цензора. Услышав мерный стук серебряных браслетов по моему столу, я снова сконцентрировалась на Стаси. После замечания бабушки о том, что произведения Анаис Нин не предназначены для детей, она выглядела так, будто хотела выйти из кабинета. Мои мысли ускорились. Жесткость Веры и ее потребность управлять всем пробудили во мне много чувств, в том числе ощущение неловкости.