Глава 7
НЕ МОЙ РЕБЕНОК
Гомосексуальность, бисексуальность и сексуальная ориентация
Не хочу, чтобы мой сын был шестеркой!
Если девушка занимается сексом с парнем, означает ли это, что она нормальная?
Звонил мой телефон. Звук был очень далеко. После нескольких звонков включился автоответчик, раздался резкий щелчок, за которым послышался едва различимый звук. Плачет женщина? Она пытается что-то сказать, но слышны только приглушенные рыдания. Затем она повесила трубку, и у меня не осталось ни имени, ни номера телефона, только охотничий азарт успеть добраться до телефона.
Я вскочила с кушетки и посмотрела на часы. Была половина двенадцатого ночи. Я уснула, проглядывая истории болезней. Кто это мог быть? Подросток, намеревающийся совершить самоубийство? Потерявшие рассудок родители? Через несколько минут телефон зазвонил вновь. На этот раз я успела снять трубку.
— Алло? — Нет ответа. — Алло, это доктор Понтон. Я работаю в своем офисе. Вы хотите что-нибудь сказать?
Последовали невразумительные рыдания. Некто пытался сказать мне что-то. Наконец она заговорила:
— Доктор Понтон, пожалуйста, не вешайте трубку. Пожалуйста.
— Я не собираюсь, — сказала я, а на самом деле подумала: «Пожалуйста, скажите, что уже очень поздно».
— Я очень сожалею, доктор Понтон, уже очень поздно, но я не знаю, кому позвонить. Я прибиралась в комнате Яна, — и снова начались рыдания.
— Кто такой Ян? — спросила я.
— Мой сын семнадцати лет. У него на кровати лежал открытый дневник. — Я услышала краткое всхлипывание, но она продолжала выдавливать из себя слова: — Там говорилось, что у него любовные отношения с учителем естествознания, парнем из Калифорнийского технологического. Он примерно на два года старше Яна. Они целовались. Я показала дневник мужу. Сегодня они поссорились. Ян сбежал из дома. Муж уже несколько часов ищет его по всему городу.
— И почему вы решили обратиться ко мне?
— Моя сестра... Я сошла с ума. Я все время думаю, что это из-за меня, из-за того, что я прочитала дневник. Нельзя было показывать его мужу... Она сказала мне, что вы работаете с подростками и их родителями, попавшими в беду.
— Да, работаю. Как вас зовут?
— Марлен.
— Марлен, как ваш муж поссорился с ним?
— Это было нехорошо. Сначала Питер, мой муж, пытался быть спокойным, спрашивая Яна об этом, но затем он остолбенел. Я имею в виду мужа. Я увидела, что Ян уклоняется от разговора. Он просто не мог разговаривать с нами. Хотя муж не замечал этого. Он продолжал давить. Ян ничего не сказал, а только вышел. Тогда Питер начал орать и колотить по мебели. Наконец он сказал, что он должен найти его, и ушел. Это было три часа назад.
— Марлен, на этот случай есть другие возможности помочь вам. Я знаю о двух телефонных службах, которые помогают подросткам и их родителям, попавшим в беду. Есть даже специальная служба для подростков, имеющих проблемы, относящиеся к сексуальности. Иногда в случае ухода из дома очень большую помощь может оказать полиция, но пока прошло не так много времени. Я могу представить себе, что и Питер, и Ян скоро вернутся домой.
По-видимому, Марлен почувствовала облегчение и добавила:
— Я тоже думаю, что вернутся. Но вот что меня волнует. Что случится после их возвращения? Ян так расстроен. В дневнике все было описано так чувственно...
Увидев, что ей настольно же нужна исповедь у священника, насколько помощь психиатра, я выслушивала ее несколько минут, пытаясь успокоить, а потом предложила позвонить на следующий день и рассказать о последующем развитии событий и своих намерениях.
На следующее утро первой записью на моем автоответчике было послание Марлен:
— Доктор Понтон, это Марлен. Питер дома. Ян тоже приходил домой, но только чтобы сказать нам, что он уходит. Он сказал, что уезжает со своим другом, я не знаю, с кем. Я не знаю, Джош ли это или кто-нибудь еще. Я думаю, что мы с Питером придем к вам. Он чувствует себя опустошенным.
Я дважды прослушала запись, отметив, как она подчеркнула опустошенность Питера.
Я встретилась с Питером на следующий день, когда вместе с двумя студентами-медиками, практиковавшимися у меня несколько месяцев, вернулась из больницы после обхода. Он пришел рано, более чем за полчаса до приема, и сидел в приемной, когда мы втроем вошли туда. Он расселся на ковре около одного из моих книжных шкафов и вытащил оттуда примерно полдюжины книг. Питер уже вложил закладки на определенных станицах некоторых из них. Мое внимание было разделено между этим наблюдением, его белой докторской курткой, обвивавшим шею стетоскопом и университетским пропуском на куртке. По размеру насадки на стетоскопе было видно, что он педиатр. Я работала со многими родителями-врачами, но до сих пор ни один из них не являлся в мой кабинет со своим стетоскопом. Хотела бы я знать, по забывчивости ли это, может быть, он прибыл сюда прямо из больницы. Скорее, похоже на то, что это позволяет ему чувствовать себя увереннее в офисе психиатра. Я помнила рассказ Марлен о том, что Питер очень расстроен, хотя в данный момент он таким не казался. Когда он поднялся для рукопожатия, я прочла на его пропуске, что он детский хирург, и вспомнила, что знаю его фамилию и слышала о нем раньше.