Я посмотрела на названия выбранных им книг: «Юношеская сексуальность», «Границы нашего познания детей», «Жизнь лесбиянок», «И тогда я стал геем». Пожав руку, я дала ему понять, что следующие полчаса буду работать с моими студентами, но приветствую его интерес к моим книгам, и даже отметила, что он может использовать мой ксерокс, если понадобится.
— Можно воспользоваться вашей копировальной машиной, пока я жду? — спросил Питер.
Определенно характер хирурга, уверенного в себе и даже известного.
— Можно. — Поглядев на стопку книг, которые уже просмотрел Питер, я помолчала. — Вероятно, вы подождете, и мы сможем вместе просмотреть их.
Он улыбнулся.
— Ваш офис.
— Да, мой, — рассмеялась я. — Можете взять с собой некоторые книги.
Эта любезность распространяется у меня на всех родителей и детей, с которыми я работаю, но Питер выглядел удивленным моим офисом. Были ли у него большие предубеждения перед тем, как он пришел сюда, или ему действительно понравилось здесь?
На его стетоскопе качался маленький мягкий медвежонок. Он сказал:
— Спасибо, я подожду Марлен, прежде чем сделать выбор. Лучше займитесь студентами.
Я пошла в свой кабинет с мыслью: «Этот папа-врач может говорить, что это мой офис, а сам еще думает, что его». Хотела бы я знать, как жилось его сыну дома. Я даже стала думать, что белый медведь кое-что значит. Большинство педиатров носят игрушечных коал или панд. Питер носил белого медведя.
Через полчаса студенты покинули мой кабинет, подшучивая, удастся ли им спуститься с холма в медицинский центр. Они прекратили смех, когда в приемную вошла Марлен с Яном. Питер был удивлен, увидев сына. Однако никто из них ничего не сказал.
Наконец заговорила Марлен.
— Он был дома, Питер. Укладывал вещи. Он захотел пойти со мной, когда я сказала, куда иду.
И опять ни слова.
Наконец я пожала руки Марлен, затем Яну и поблагодарила их за то, что пришли. Отобранные Питером книги кучей лежали на полу, когда я пригласила всех войти в кабинет.
В одном углу проветренной комнаты стояла выцветшая коричневая кушетка, и Ян направился прямо туда.
— Доктор Понтон, — сказал он, — это знаменитая кушетка. Судя по фотографиям, она похожа на ту, что была у Фрейда. Как вы думаете, кому надо лечь на нее — папе, маме или мне?
Я посмотрела на Яна, глаза которого блестели. Он нервничал, но в то же время проявлял силу воли, а может быть, просто бравировал. Я была почти восхищена им. Он был в нелегком положении, но встретил его во всеоружии. Ян пришел на эту встречу и осознавал сложность ситуации. Я уже видела, что он и его отец были похожи не только внешне. Если бы я позволила им, то они распоряжались бы в моем офисе.
— Ян, я рада, что ты пришел, но никто не должен ложиться на кушетку. Давайте я сяду там. Мы все можем посидеть и поговорить, по крайней мере, таков мой план. Может быть, ты предложишь другой?
— Нет, нам всем нужен психиатр. В любом случае все мы должны бороться за кушетку. Лучше посидим.
— Ян, что заставило тебя прийти сюда?
— Доктор, я думаю, что вы приветствовали мой приход от чистого сердца, — при взгляде на меня его глаза снова блеснули.
— Я стараюсь, Ян, но мне интересно, почему ты пришел.
— Из-за того, что моя мама сует нос не в свои дела. Но она просила меня прийти, а она хорошая, — он метнул на нее взгляд, означавший «Твоя очередь».
Марлен откликнулась:
— Я думаю, что приход Яна действительно важен. Мне кажется, что, прочитав дневник Яна, я поторопила события. Я очень сожалею, что вторглась в его частную жизнь, и не только из-за содержания дневника.
Ян был вполне удовлетворен высказыванием своей мамы. Питер еще не сказал ничего. Он сидел в углу, поглядывая в окно. Казалось, что он сдерживает слезы. Он повернулся так, что я уже не могла видеть его глаза за очками.