Настя огорчалась, частенько плакала, обещала, что изменит свою жизнь, но все шло как прежде. Она очень уставала и мечтала только о том, чтобы как следует выспаться, сама себе давала обещание, что в выходные обязательно отоспится. Но утром в субботу или в воскресенье её будил междугородний звонок одного из авторов, над рукописью которого она в данный момент работала, и Настя, ворча и чертыхаясь, была вынуждена встать. А уснуть после длительных телефонных переговоров уже не удавалось. Но даже если никто не звонил, то утром Настя просыпалась от грохота кастрюль и звяканья посуды, когда муж готовил завтрак, или беготни и смеха дочки, или их препирательств насчет завтрака — дочь не хочет кашу, а хочет яичницу или наоборот. Бывало, что Настя с раздражением кричала им из спальни, чтобы они прекратили шуметь и дали ей выспаться хотя бы в выходные. Но муж заявлял, что вся семья не может ходить по струнке только лишь из-за того, что Настя «чокнулась на своей работе», которая не приносит ей ни денег, ни славы, а одни лишь хлопоты и головную боль.
После разговора с мужем на повышенных тонах Настя тем более не могла уснуть и ходила целый день подавленная, коря себя за несдержанность и давая себе обещание, что с завтрашнего дня постарается изменить ритм своей работы, так как дальше так продолжаться уже не может. Но когда она приходила на работу, она тут же забывала о своих благих намерениях и опять впрягалась в привычную лямку.
Настя похудела, потеряла аппетит, плохо засыпала, утром вставала разбитой и с отвращением думала, что опять её ожидает обычная текучка, суета и куча дел, которые никогда не кончаются. Даже любимая работа уже её раздражала. Настя стала рассеянной, теряла важные документы, забывала о встречах и важных делах. Ей пришлось завести ежедневник, в который она записывала все, что нужно сделать, хотя раньше у неё была прекрасная память. Разговаривая с кем-либо, она постоянно теряла нить беседы и иногда внезапно замолкала, растерянно спрашивая собеседника, о чем они только что говорили.
Сидя над очередной рукописью, она порой тупо смотрела на страницу, не понимая, что там написано и не запоминая прочитанного. Ей стало трудно сосредоточиться, она по несколько раз перечитывала фразу, и она казалась ей топорной, громоздкой.
Раньше у Насти был легкий стиль, и фразы складывались сами собой. Если она чувствовала живой сюжет, но у автора был тяжелый слог, она с легкостью правила рукопись, добиваясь, чтобы стиль изложения был гладким. За это её и ценили в издательстве и опытные сотрудники, и директор. Ее всегда хвалили, а директор говорил, что она соавтор произведения, а не просто редактор.
Теперь же Насте ничего не нравилось из прочитанного, её раздражали повторы или безграмотность автора, она сердилась и бросала работу над рукописью, а директору говорила, что автор бездарен и никакая литературная обработка не поможет.
Директор доверял её профессионализму и прислушивался к её мнению, но однажды не согласился с её оценкой очередного романа, стал с ней спорить и обвинять её в излишней придирчивости и утрате литературного «нюха». Настя вскипела, чего с ней раньше никогда не случалось, швырнула рукопись на стол директору, от чего листы рассыпались по всему кабинету, и выбежала, хлопнув дверью. Ее всю трясло от возмущения и обиды, и она на весь день была выбита из колеи. У неё заболело сердце, хотя раньше такого никогда не было, и ей пришлось выпить валокордин. С работы Настя ушла раньше обычного и пришла домой, чувствуя себя больной и разбитой. Муж встревожился, уложил её в постель, а утром вызвал врача. Тот сказал, что у Насти вегето-сосудистая дистония, и выписал больничный лист.
Но поболеть Насте не дали. С утра позвонил встревоженный директор, извинился за свою резкость и сказал, что Настя совершенно права, роман бездарный, но автору уже выплачен аванс, прежние его книги неплохо раскупались, и издавать его все же придется. Потом звонили сотрудники по разным неотложным делам, и большую часть дня Настя решала по телефону текущие вопросы. Муж в это время был на работе, а придя вечером, он решительно отключил телефон и заявил, что Настя скоро совсем сляжет, если и дальше будет так беспечно относиться к собственному здоровью.
Настя смирилась, но нерешенные дела не давали ей уснуть. На следующий день у неё была назначена встреча с автором, который приехал из другого города, и директор позвонил ей, спрашивая, как быть. Никто, кроме Насти, не читал рукопись и не мог снять вопросы, и она пообещала приехать. Она решила, что съездит всего на пару часов и успеет вернуться до прихода мужа. Но на работе, как всегда, нашлось множество срочных дел, и Настя спохватилась только под вечер.
Рассерженный муж настоял, чтобы она немедленно взяла отпуск, и они уедут отдыхать, так как если Настя останется в Москве, то отдохнуть ей не дадут. Настя поговорила с директором, но тот стал уговаривать её взять отпуск осенью, так как его самого летом не будет, и он очень рассчитывал на то, что Настя его подменит. Последнее время он постоянно бывал в разъездах, часто без какой-либо необходимости ездил заграницу и все меньше времени уделял работе, переложив большинство своих обязанностей на Настю. Но тут она проявила твердость и сказала, что уже три года не брала отпуск и намерена отдыхать все лето.
Месяц Настя провела с мужем и дочерью на море, затем два месяца жила на даче родителей мужа, с удовольствием возилась в саду. Она хорошо отдохнула, загорела, окрепла и повеселела. Муж был очень доволен. Их интимные отношения восстановились.
После отпуска все началось сначала. Снова бесконечные телефонные звонки, встречи с людьми, неотложные дела, суета и хлопоты, постоянный «недосып». С каждым днем Насте было все труднее и труднее работать. Продуктивность её работы снизилась, она постоянно не укладывалась в сроки, задерживала рукописи, что ещё больше нервировало Настю. Сидя до поздней ночи над очередной рукописью, она успевала отредактировать всего несколько страниц. Ей казалось, что она теряет свою профессиональную квалификацию, разучилась писать легко.
Настя стала раздражительной, несдержанной, часто плакала по незначительному поводу. Если к дочери приходили подружки, и дети затевали шумную возню, то Настя раздражалась и кричала, чтобы они прекратили шуметь, так как мешают ей сосредоточиться. Если муж ворчал или упрекал её, она могла вспылить и наговорить ему грубостей. Он обижался и уходил в другую комнату, а Настя плакала, винила себя за несдержанность и шла к нему просить прощения. Муж был довольно покладистым и отходчивым, долго не дулся, и они мирились. Настя обещала, что будет следить за собой, но уже через некоторое время могла вновь вспылить из-за пустяка. Он жалел её, уговаривал перейти на более спокойную работу, тем более, что зарабатывала Настя немного. Но Настя любила свою работу, ей нравилось, что их издательство выпускает хорошие книги, и она не представляла себя на другом месте. Но она сама понимала, что дальше так продолжаться не может, и когда муж сказал, что нужно обратиться к специалисту, она не стала возражать.
Если неврастению не лечить или лечить неправильно, без учета причины, которая её вызвала, то болезнь прогрессирует. В динамике неврастении выделяют три стадии.
Начальная стадия неврастении характеризуется, в основном, раздражительностью, повышенной возбудимостью.
Вторая стадия проявляется раздражительной слабостью, повышенной чувствительностью к внешним раздражителям, эмоциональной несдержанностью.
И в третьей стадии наблюдается вялость, слабость, апатия, снижение интереса к окружающему, постоянное чувство усталости, быстрая истощаемость при любой работе, снижение трудоспособности, сонливость и постоянно подавленное настроение.