Хотя никаких оснований верить этому у конкретного человека просто не может быть.
Таким образом, текст это вечный безначально-бесконечный континуум личностного и только личностного восприятия себя во всём и всего в себе, что понимаемо, осознаваемо, принимаемо и продолжаемо тем, которое только это и есть.
Вера
По своему принципиальному устройству религия и научное академическое познание мира как теория(теоретическая физика и пр. аналог.) не имеют никакого различия, поскольку и догма и аксиома в обоих случаях предлагают верить, подразумевая под аксиомами не эмпирическое два плюс два, а хитроумные системы, выстроенные на основании постулатов, не всегда возможных к практической проверке реальностью.
Любой шулер знает значение одной единственной ложной карты в неимоверно сложной партии игры на деньги. Аналогично этому, один единственный ложный постулат по взятию его на определение этой самой ложности валит всю систему, выстраиваемую порой десятилетиями.
Чего, конечно же, не всегда могут допустить академические школы, получающие за теоретические изыски практические деньги, хотя и с меньшим риском, чем игроки в покер.
Страх
В ключе работы второй сигнальной системы(собственно говоря, системы человеческой интеллектуальной чувственности, интуиции и рефлексии)имеет особое значение, отличное от ключа человека животного, являя собой множественный спектр возможностей не имеющих мотивации к воплощению вне этого состояния.
Преодоление как способность проникновения помимо чистой познавательной функции имеет более важную, являющуюся базовым смыслом существования человека – генерирование гормона счастья.
Состояние, определённое преодолением не имеет аналогов в физиологическо-духовной системе человек-сознание, поэтому бесценность страха познаваема лишь этим преодолением, вне которого обыкновенное человекообразное животное так и не осознаёт, что же оно такое в действительности.
Стоило бы добавить, что проверка и поверка страхом единственная возможность и познания, и достаточного критического прорыва на следующий уровень человечности, поэтому страх в терапевтических дозах необходим в течение всей жизни.
Эйфория
Изначально это состояние восхищения миром оттачивает способность его любить, что доступно не совсем всем, но, тем не менее, доступно.
Апробация эйфории аналогична вскрытию ящика Пандоры или вкушению плода некой девой, поэтому не вкусившие этой сладкой напасти надёжно защищены всю свою жизнь от депрессии, зеркальной подруге эйфории, которая всегда ревниво относится к пользованию своей любовницей кем-либо интеллектуально-чувственным, к иным она не проявляет интереса.
Длительность стирает следы юношеских возможностей любить ярче солнца и не оплачивать счета за освещение. Это несколько печально с позиции юношества, но с позиции достаточной зрелости это не просто великолепно, это великолепно неимоверно и даже абсолютно.
Ибо бесплатный сыр лишь в мышеловке к тому же он постоянно черствеет и теряет вкус.
Искусство пользования эйфорией на виду её любовницы есть высшее искусство эксгибиционизма, несущее настоящее наслаждение жизнью до степени присваивания её себе, несмотря на завывания депрессии, не желающей просто так отдавать свою любовь, а тем более жизнь.
Но воля свободного и творческого созидания всего во всём берёт инопланетные города.
Использование эйфории как приманки для депрессии, издеваясь над той сладкой любовью к себе любимой на пару со светлой любовницей, можно вынудить темноокую красотку залезть в клетку в тот момент, когда она от ревности ничего не соображает, а потом всё оставшееся время возить её по внутреннему миру и показывать за деньги, имеющие обращение в этом мире.
Хотела бы добавить, что, как я в другом трактате уже упоминала, эйфория хороша лишь на подиуме кратковременности термоядерного счастья, после которого её следует аккуратненько поместить(точнее, вежливо предложить пройти)в хрустальный гроб, где она заснёт на необходимое время, чтобы депрессия не сошла с ума, а жизнь продолжалась своей звериной естественностью.