В середине февраля Хелен Эллис обедала в ресторане «Джаспер» с подругой, Нэнси Петтингрю, когда к ним подошел метрдотель и пробормотал ей в ухо, что ей
звонят.
Ей только принесли блюдо с моллюсками под мексиканским соусом и бокал охлажденного шампанского.
– Ох… Кто бы это ни был, скажите, что я перезвоню после обеда, хорошо?
– Говорят, это очень срочно, миссис Эллис.
Нэнси хохотнула.
– Это что, твой любовник, а, Хелен?
Метрдотель невозмутимо продолжил:
– Этот джентльмен сказал, что на счету каждая минута.
Хелен медленно опустила вилку.
Нэнси нахмурилась.
– Хелен? Что случилось? Ты побелела!
Метрдотель отодвинул стул Хелен и провел ее через весь ресторан к телефону. Хелен подняла трубку и бесцветным, как минералка, голосом проговорила:
- Хелен Эллис, слушаю вас.
– Я нашел донора, – сказал доктор Арколио. – Идеально подходящая ткань. Вы все еще хотите это сделать?
Хелен сглотнула.
– Да. Я все еще хочу сделать операцию.
– В таком случае немедленно приезжайте в Кембридж. Вы что-нибудь ели?
– Как раз собиралась обедать. Я съела кусочек хлеба.
– Больше не ешьте и не пейте. Приезжайте сразу. Чем раньше приедете, тем больше шансов на успех.
– Хорошо, – согласилась Хелен. – Кто это был?
– Кто?
– Донор. Кем она была? Как она умерла?
– Для вас это не имеет совершенно никакого значения. На самом деле, психологически будет даже лучше, если вы не знаете.
– Очень хорошо. Буду через двадцать минут.
Она вернулась к столику.
– Нэнси, прости… Мне надо идти.
– Когда мы только сели обедать? Что случилось?
– Не могу сказать, прости.
– Так и знала, – сказала Нэнси, бросая салфетку на стол. – Это все-таки любовник.
– Позвольте мне рассказать, что нам удалось сделать, – сказал доктор Арколио.
Прошло почти два месяца, началась первая неделя апреля. Хелен сидела в накрытой белой черепицей оранжерее особняка на Чарльз-ривер, на плетеной кушетке,
заваленной украшенными вышивкой подушками. В оранжерее вовсю цвели желтые нарциссы, однако снаружи все еще было очень холодно. Небо над куполом стояло
цвета размытых чернил, и там, куда солнце не попадало, газоны были покрыты инеем.
– При обычной операции по смене пола яички удаляются, а вместе с ними удаляется и пещеристая ткань пениса. Внешние ткани пениса тогда сворачиваются назад
в виде трубки, тем самым образуя искусственную вагину. Но она, конечно же, искусственная, и во многих аспектах не в состоянии нормально функционировать.
В особенности ей не хватает полноценной эротической чувствительности. Но я могу дать своим пациентам настоящую вагину. Я могу изъять из тела донора всю
вульву, включая мышцы и пещеристые ткани, их окружающие, и трансплантировать их в тело реципиента. Потом, с помощью микрохирургических технологий, разработанных
в МИТ при моем участии, нервные окончания «подключаются» к центральной нервной системе пациента… тем самым делая вагину и клитор способными к возбуждению
точно так же, как и в теле донора.
– Мне было не до возбуждения, – сказала Хелен с кривой усмешкой.
– Знаю. Но теперь это ненадолго. Вы превосходно восстанавливаетесь.
– Думаете, я сошла с ума?
– Не знаю. Зависит от ваших целей.
– Моя цель – сохранить все, что вы видите вокруг.
– Ну… – сказал доктор Арколио. – Думаю, вам это удастся. По словам вашего мужа, ему не терпится вновь заняться с вами любовью.
– Простите, – сказала Хелен, – что я заставила вас нарушить ваш моральный кодекс.
Доктор пожал плечами.
– Теперь уже поздно. Но, должен признать, я горжусь тем, что мне удалось сделать.
Хелен позвонила в маленький серебряный колокольчик, лежавший на столе позади.
– Тогда как насчет шампанского, барон Франкенштейн?
Во вторую пятницу мая она пришла в мрачную, просторную библиотеку, где работал Брэдли, и встала посреди комнаты. Она впервые вошла в библиотеку не постучавшись.
На ней была длинная шелковая рубашка алого цвета с алыми шнурками и алые же туфельки. Волосы слегка завиты и стянуты алой ленточкой.
Ее голубые глаза были слегка затуманены, на губах играла легчайшая из улыбок, а левая рука покоилась на коленке – легкая пародия на шлюху, ожидающую клиента.
– Ну что? – спросила она. – Уже четыре часа. Тебе давно пора спать.
Конечно, все это время Брэдли знал, что она была там, и пусть он даже хмурился над документами на землевладение, он не мог разобрать ни единого слова.