Секунда, и наши глаза находят друг друга, он медленно поднимает руку, маня к себе
пальцем.
Я немного смущаюсь, и он улыбается, сексуально и уверенно, поднимая брови в
сомнении. Мы с ним оба знаем, что я подойду. Я просто пытаюсь сохранить достоинство,
но это не работает.
Все что мне остается – молиться про себя, когда я делаю неспешный шаг, в то
время как он пожирает каждое мое движение. Теперь я могу слышать свое сердцебиение в
ушах, и оно становится все громче, когда мое волнение только нарастает с каждым шагом,
который я делаю.
- Разочарована? – спрашивает он с самодовольной уверенностью.
- Насчет чего? – бормочу я слишком быстро… слишком очевидно.
Его глубокий смех обрушивается в воздухе.
- Ты знаешь насчет чего именно – и мы оба знаем, что ответ «да».
Сексуальное влечение между нами крепчает. Он хватает меня за бедра и
притягивает к себе, прерывая тишину хриплым шепотом.
- Моя сентиментальная, романтическая Эхо не выглядит как женщина, которая
только что получила поцелуй, о котором она всегда мечтала и представляла миллион раз.
Он окидывает меня взглядом, медленно и соблазнительно, а затем смотрит мне
прямо в глаза и требовательно, властно рычит: - Сотри его.
- Ч-что? – задыхаюсь я.
Он притягивает меня ближе – жестко. Наши тела теперь сливаются вместе.
- Сотри. Его, - повторяет он. – Убери его со своих губ моими губами и поклянись,
что никогда в жизни не посмеешь снова его поцеловать. Потому что, зная тебя, ты не
хотела, и тебе не понравилось это, и все это легко забудется, и вот эта единственная
мелочь, которая останавливает меня прямо сейчас сделать из него кровавое месиво.
Я в полнейшем шоке молчу, подбирая слова, но ничего не нахожу. Я чувствую, как
бьется его сердце напротив моей груди, его хватка на моих бедрах становится сильнее, и
едва неконтролируемое собственничество отлетает от него сердитыми волнами.
Это первобытно и даже шовинистически… если бы он не заставлял меня
почувствовать себя востребованной и обожаемой, в действительности, полностью
востребованной.
Поэтому я удерживаю его взгляд, чувствуя страстную потребность в нем, и
подношу медленно его руку к своему рту и начинаю тереть. Любые поцелуи из тех, что я
разделила с Кингстоном, уже давно забыты.
Одна рука обнимает меня за талию, а другая скользит в мои волосы.
- Вот как это должно ощущаться, Любовь моя, - хрипло ворчит он, и, без
колебаний, его рот жестко прижимается к моему.
Его губы сильные и дикие, почти карающие. Я сдаюсь, и его язык быстро сливается
в танце с моим. Я дышу с каждым его вздохом, балансируя на цыпочках, чтобы
приблизиться, нуждаясь в большем, цепляясь за его волосы.
Это поцелуй, столь требовательный и глубокий, как два столкнувшихся шторма, и
все остальное перестает существовать. Остаются только его вкус, наша связь и
покалывания по всему моему телу. Наши рты, словно зависимые, не хотят отпускать друг
друга.
Но как будто мы знаем, что должны это сделать, поцелуй замедляется, посылая
нежные судороги от посасывающих и мягких кончиков наших языков на моих губах. В
конце концов, мы отстраняемся, оба тяжело дыша.
- Вот, - шепотом шепчет он, проведя пальцем по моей щеке. – Вот такой должен
быть взгляд у женщины, у которой был поцелуй.
Я зарываюсь лицом в его шею, впитывая его запах и увековечиваю в памяти ритм
его пульса на моей щеке.
- Пойдем, Любовь моя, нам нужно найти других. Но помни, - заканчивает он,
поднимая мой подбородок, чтобы заставить меня взглянуть на него, - ты только что
ответила мне, что, наконец-то, готова, и я больше не могу ждать. Все изменится.
Я знаю. И я до чертиков боюсь этого.
****
На следующий день, Нат подозрительно на меня смотрит, полностью
выздоровевшая, вернувшаяся к своему любопытству и откровению.
- Что-то в тебе поменялось, - говорит она. – Что я вчера пропустила?
Я не смотрю на нее, когда отвечаю, балансируя на грани стопроцентной честности.
- Я же говорила, - и я поведала ей о каждой остановке, которые мы только делали…
возможно и обо всем, что произошло в каждой из них.
- Хм, - говорит она. – Это хорошо. Ты можешь делать из себя невинную, сколько
захочешь. Но я выясню, в чем причина.
- А что насчет тебя? Тебя не было всю ночь. Ничего не хочешь рассказать?
- Неа, - выпаливает она. – Поверь, мне жаль, я бы хотела что-то рассказать, но у