Мы садимся в кресла и наблюдаем несколько раундов за этим безрассудством. Парень по имени Брюс, которого я помню по игре в футбол с Себом, выбирает симпатичную рыженькую, и та танцует у него на коленях. И она делает это, не стесняясь, в комнате полной людей.
Эта девушка следующая, и она выбирает парня, которого я не знаю, говоря ему снять штаны. У него есть хоть немного скромности, поэтому вместо этого он выбирает выстрел… из её декольте. Но он не просто выпивает свой шот, он «застревает» между её грудей.
Ну, пожалуй, я погорячилась со скромностью.
Затем он выбирает другую девушку и просит её показать свою грудь. Разве он не получил наслаждение от предыдущей пары? Конечно же, вся комната подбадривает её — и не потому, что ей нужна поддержка, учитывая, что она уже стоит и трясёт своей задницей, пока задирает топ.
И посмотрите на это: без лифчика. Как удобно. Она ходит по магазинам, но, как и Саванна, не может позволить себе надеть лифчик.
Я вздыхаю, поскольку нисколько не впечатлена, и непроизвольно закатываю глаза. Я больше не могу смотреть на это ожившее порно. Не то, чтобы я когда-нибудь смотрела его, но думаю, что это уже не за горами.
Я перевожу взгляд на Кингстона, собираясь сказать ему, что ухожу, когда миссис Сверкающие-буфера выбирает его.
Это должно было произойти — любая хорошо видящая девушка выбрала бы Кингстона. Я просто удивлена, что на это потребовалось так много времени.
— Кииингстон, — мурлычет она, поедая его взглядом чистого вожделения. — Я хочу, чтобы ты подошёл сюда и поцеловал, чёрт возьми, меня.
Его глаза прикованы ко мне, вопрос и беспокойство застыли в их глубинах.
— Эхо, я не могу выбрать выстрел. Я не могу пить, потому что твои родители могут почувствовать от меня запах алкоголя, или ещё хуже, поймают за вождением.
— Ты абсолютно прав, — я пожимаю плечами, будто тупое жало боли не парализует меня ещё сильнее. Я хочу сказать ему: «Ты не должен этого делать. Это же просто дурацкая игра, которая не так уж и важна». Но ещё больше я хочу, чтобы он отказался от этого сам. Но зачем ему это делать, ведь он сам изъявил желание сыграть в эту игру?
— Эхо? — он подталкивает меня, умоляя взглядом спасти его, и этой мольбы почти достаточно, чтобы убедить меня в этом.
Но потом я думаю о тех моментах, когда мои глаза точно также упрашивали его: «Спаси меня, Кингстон. Скажи что-нибудь, ну хоть что-то, от чего бы я перестала чувствовать себя разбитой глупышкой, неправильно распознающей твои сигналы», но оставались незамеченными.
Поэтому я воздвигаю защиту, словно он снова и снова тренировал меня, и монотонно отвечаю:
— Тогда, думаю, тебе лучше поцеловать её.
— Ну же, Хоторн! Не задерживай игру! — выкрикивает Клей. — Чёрт, ты уже перетрахал полгорода. Так что же тебе будет стоить простой поцелуй?
— Прости меня, — шепчет мне Кингстон.
Простить за что? Он сожалеет о том, что переспал с половиной города, или за поцелуй с ней, или за всё сразу?
Он встаёт и медленно направляется в сторону девушки. Она с нетерпением ждёт с огромной улыбкой на лице, специально выставляя грудь. Мы уже все видели её, тупица.
Я не знаю, за что именно он извинялся, а также не знаю, поцелует он её глубоко и медленно, запустив руки в её волосы, или же грубо и быстро, потому что я выбегаю за дверь и мчусь со всех ног к своему грузовику прежде, чем он даже успевает подойти к ней.
Глава 17
— Эхо, подожди!
Думаю, это ответ на вопрос. Должно быть, он поцеловал её грубо и быстро, раз уже бежит за мной.
— Христос, Эхо, ты можешь, чёрт побери, просто остановиться? — я слышу его шаги, стучащие по тротуару, когда он догоняет меня, его голос звучит всё ближе.
Он собирается поймать меня… и что я потом скажу ему? «Почему, чёрт возьми, у меня такое чувство, словно меня пнули в живот?» «Я хочу тебя так сильно, потому что не могу иметь?» «Я скучаю по тебе, когда тебя нет рядом, независимо сколько раз говорю себе, что мы не можем быть больше, чем просто друзья?»
Я стою возле своего грузовика, но не сажусь в него. Стою, словно приросла к этому месту, лицом к двери, ключи в руке. Обида, смущение и боль пронзают моё тело, превращая его во что-то огненное и пьянящее, когда он подходит и становится прямо позади меня.
Он тяжело дышит, опаляя дыханием мои волосы и шею.
— Ты можешь повернуться и посмотреть на меня, пожалуйста?
— Ты поцеловал её?
Я не знаю, почему именно этот поцелуй — среди, как предполагаю, бесчисленного множества других, что у него были в этом городе — беспокоит меня так сильно. Но он беспокоит.