— Ты можешь, эм… идти, — пытаюсь как можно вежливее выпроводить его.
Эти пухлые губы медленно изгибаются, изображая сексуальную улыбочку, которой не думаю, что смогу долго сопротивляться.
— У меня есть идея получше, хочешь услышать?
— Какая? — спрашиваю я быстро и тихо, губы внезапно пересохли, пульс учащённо бьётся.
— Думаю, я мог бы остаться… и составить тебе компанию? Если ты наденешь тот маленький кусочек ткани, что зовётся розовым бикини, — он выгибает бровь, в его глазах плещется озорство. — Ты не останешься в одиночестве, и я наконец-то смогу увидеть тебя в чём-то розовом. В любом случае, для меня это беспроигрышный вариант.
— Ты снова рылся в моих вещах? — спрашиваю я спокойно, слишком поглощённая всей этой прелюдией, чтобы злиться.
— Неа, ведь я провёл тщательную проверку в прошлый раз. Но ты не слишком расстроилась при мысли, что я снова это делал, — он усмехается. — Почему ты так подумала?
— Не знаю, — лгу я, пожимая плечами, пока он смеётся. — Хорошо, ты можешь посидеть здесь и поговорить со мной, пока я переодеваюсь, но ты не пойдёшь за мной. Понятно?
— Кристально.
— Мой брат переломит тебя, как прутик, если узнает об этом, — бормочу я, направляясь к своему комоду.
— Тогда не станем ему об этом рассказывать, да?
— Думаешь, так будет честно? — фыркаю я, морщась от несвойственного звука. — Прикрой дверь, пока я буду переодеваться.
Не могу поверить, что делаю это. Нет, полная ложь — да, я могу.
Мне просто нужно обдумать это в своей голове. Я не буду полностью обнажённой, и если честно, у меня есть одежда намного откровеннее бикини — особенно, если учесть, как я двигаюсь, надев её.
И у нас есть ещё время, прежде чем мои родители вернутся домой. Сэмми будет растягивать их пребывание там как можно дольше, и мама будет помогать его делу, болтая с другими матерями. Это не будет отличаться от того, как если бы Кингстон и я разговаривали, пока плавали вместе.
Надо же. Теперь это мирно покоится на полке разумного невинного рационализма.
Я иду обратно в ванную. Если бы Кингстон был щеночком, он завилял бы хвостом. Я не могу не засмеяться, когда он осматривает меня сверху-вниз, а затем хмурится.
— Почему ты в халате? — он буквально надувает губы.
— Потому что я не глупая, наивная или тарталетка, — я верчу пальцем в воздухе, сигнализируя о том, чтобы он отвернулся в другую сторону. — Если ты хоть кому-нибудь расскажешь об этом, я …
— Расскажешь брату, — заканчивает он, отворачиваясь. — Мне это более чем понятно.
— Нет, — я отбрасываю халат и быстро забираюсь в ванну, укрывая себя пузырьками. — Я разберусь с тобой собственноручно, что ещё хуже. Так что бойся… очень бойся. И да, теперь можешь повернуться.
Он так быстро разворачивается, что я удивляюсь, как он себе не вывихнул что-нибудь. И, конечно же, он сразу проходится взглядом по моему телу.
— Слишком много пузырьков? — дразню я.
Низкий рокот вырывается из его груди, и я запрокидываю голову, смеясь. Он такой… не могу объяснить, но я не считаю его извращенцем. Это делает его ещё более восхитительным.
— Итак, ты хочешь составить мне компанию. Предполагаю, это включает задушевный разговор, — я опускаю голову на бортик ванны и закрываю глаза. — Удивите меня, Мистер Хоторн.
Когда он на протяжении нескольких долгих секунд ничего не говорит, я открываю один глаза и смотрю в его сторону. Он смотрит на меня, словно ошеломлённый.
— Нет никаких шансов, что эти пузырьки растворятся в ближайшее время, — говорю я со смешком, — так что ты можешь начинать говорить.
— Я просто задумался, — он поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом, флиртующая улыбка играет на его губах. — Это самое порочное, что ты когда-либо делала, Эхо?
— Да, — отвечаю еле слышно. Но я не двигаюсь, мне страшно пошевелить хоть один пузырек.
— Я уже понял, — кивает он. — Каково это?
Простое «порочно» в ответ разочарует нас обоих, поэтому делаю глубокий вздох и тяжело выдыхаю, обдумывая ответ.
— Ранимо, но волнующе… Не так, как ты подумал, — ухмыляюсь я. — Я рада, что ты прилично себя ведёшь и мы теперь друзья… которым комфортно друг с другом. Я могу смириться с тем, что мне приходится делить с тобой ванную комнату. Ты мне нравишься, Кингстон. Ты хороший парень. А я редко ошибаюсь в людях.
— Ты льстишь и слишком высокого мнения обо мне, — его лицо мрачнеет, а плечи опускаются. — Не думаю, что ты права насчёт меня.
Я смеюсь.
— Кингстон, я давно уже поняла, что ты никогда не был заинтересован стать священником.
Он качает головой и тихо смеётся.
— Я до сих пор не могу поверить, что мой отец написал эту чепуху. Мне очень жаль, что он солгал твоей семье.
— Не нужно. Это же его ложь, а не твоя. И если это заставит тебя почувствовать себя лучше, то сомневаюсь, что мои родители на самом деле повелись на это. Мой папа просто хочет верить в это, для того чтобы не беспокоиться о том, что мы принимаем ванну вместе, — я награждаю его ухмылкой.
Он снова смеётся, но на этот раз тихо и недолго.
— Там, дома, мой отец очень важный человек — военный атташе. Я не очень боевой… не достаточно, чтобы удовлетворить его запросы.
— Так это было что-то намного большее, чем простое превышение скорости. Что ты сделал? — спрашиваю и, навострив ушки, немного приподнимаюсь.
Он стонет и проводит рукой по волосам, измученно закрывая глаза.
Отвожу взгляд в сторону и скольжу обратно под пенную мантию.
— Прости, я снова спрятана. Можешь открывать глаза, — он медленно поднимает веки, обращая на меня вальяжную чувствительность своего взгляда. — Знаешь, может это и не очень хорошая идея на самом-то деле. Думаю, уже надо выходить. Можешь передать мне мой халат?
— Конечно, — Кингстон не спорит, просто протягивает халат, а затем разворачивается и направляется в свою комнату. — Спокойной ночи, Любовь моя, — он звучит побеждённо, когда закрывает за собой дверь.
Я быстро чищу зубы и спешу в свою комнату, чтобы сменить мокрые бикини на шорты и удобный спортивный лифчик, после чего наношу на руки и ноги любимый лосьон. Убедившись, что двери балкона закрыты, взбиваю подушку… и понимаю, что я проиграла. Переполняемая адреналином и не исчезающим страстным желанием, не могу найти себе места в поисках их высвобождения.
Опять надеваю халат, и как только крепко завязываю узел на талии, мои ноги сами меня ведут. «Возможно, я сплю», — пытаюсь убедить себя, когда поднимаю руку, чтобы постучать.
— Входи, — доносится по ту сторону двери его спальни, и звучит так, будто он удивлён.
Я поворачиваю ручку и медленно открываю дверь, одновременно испуганно и нерешительно, потому что не знаю, что могу там обнаружить.
Кингстон сидит на краю кровати, обеими руками опираясь на колени. Лунный свет только подчёркивает беспокойство на его лице.
— Всё в порядке, — он хлопает по краю кровати рядом с собой. — Проходи. Садись.
Я спешу сделать, как он сказал, прежде чем успею передумать, и он посмеивается, когда я немного отскакиваю от матраса, в спешке садясь на кровать.
— Противостоять соблазну для большинства затруднительно из-за того, что они совершенно не хотят ему сопротивляться, — произносит он.
— Что? — спрашиваю шёпотом, прекрасно понимая, о чём он говорит, — и даже более того, что он имеет в виду.
— Я однажды услышал эту цитату. И не вспоминал о ней… до этого момента, — он тяжело вздыхает. — Зачем ты пришла сюда, Эхо?
— Я… — запинаюсь, чувствуя, как мои щёки начинают краснеть, и молюсь, что он не заметит этого в тусклом освещении. — Я не знаю.
— Верю, — он сдвигается и, положив одну ногу на кровать, садится боком, лицом ко мне. Магнетизм и химия, витающие между нами, мешают мне трезво мыслить, и мне приходится сосредоточиться на дыхании, чтобы не зацикливаться на этой ситуации.
— Повернись, — приказывает он строго, затем берёт меня за плечи и разворачивает к окну, спиной к себе.