— Натали, Эхо… — Пэттон заикается, его лицо малинового цвета, голос напряжён. — Я прошу прощения у вас обеих. Мне стоило лучше подумать о приватности. И если я был как-то груб вчера вечером, — добавляет он, обращая на Нат сочувствующий взгляд, — я извиняюсь и за это тоже. Если на то пошло, ну… я понятия не имел, что у тебя ко мне что-то есть, совсем, а Джеки была…
— Извинение принято, — Нат обрывает его, стреляя в меня острым взглядом. — Ты большой мальчик, волен делать всё, что хочешь, и с кем хочешь. А теперь давайте есть, — она нетерпеливо машет рукой в воздухе. — Кого здесь нужно трахнуть, чтобы тебя обслужили?
Она изображает пристыженность и морщит личико.
— Прости, Пэттон, неудачный выбор слов.
Я теряю суть их разговора, потому что воздух вокруг меня начинает потрескивать от знакомого электричества, и светлые волоски на моём затылке встают дыбом. Я не поворачиваюсь. Мне и не нужно. Кингстон Хоторн только что вошёл в комнату.
Когда он громко прочищает горло и объявляет, что мы отправляемся в наш тур в Бат через час, то, что сказало мне моё тело, уже подтверждено: его ответ на присутствие Кингстона всегда безошибочен.
Я не двигаюсь, когда он подходит сзади — его близость воспламеняет сразу все мои нервные окончания — и спрашивает голосом, слишком соблазнительно-глубоким и ровным для такого раннего утра:
— Ты присоединишься сегодня к моей группе?
— Из-за меня Эхо потеряла дар речи, поэтому я отвечу за нас обеих, — отвечает Нат со смешком, когда я не отвечаю. — Да, сегодня мы с тобой.
— Изумительно, — отвечает Кингстон, кончики его пальцев проходятся по моему затылку так быстро, что я задаюсь вопросом, а не показалось ли мне. — Автобус отбывает через час.
Автобус? Я слегка разочарована, но ничего не говорю… и очевидно, мне и не нужно.
Кингстон занимает свободное место рядом со мной, опуская голову на уровень моих глаз.
— Что такое?
Эм… жутко, что ты читаешь мои мысли? Но это не то, что он имеет в виду.
— Ничего, — я напряжённо улыбаюсь, потому что выражение моего лица склонно выдавать мою ложь.
— Фигня, — ухмыляется он. — Что я говорил тебе о твоей способности лгать, любовь моя?
Я наклоняюсь и шепчу:
— А что я говорила тебе о том, чтобы ты не называл меня «любовь моя»? За этим столом есть и другие.
Я кожей чувствую его ухмылку, когда он наклоняется ближе, едва ощутимо скользя губами вверх по моей шее в поисках уха, возле которого его голос становится шепотом:
— Не-а, их нет, они только что ушли. Есть только ты и я. Так что скажи мне, почему ты мгновенно поникла?
Ему не стоит говорить таким глубоким и хриплым голосом. Его дыхание согревает моё ухо, так не честно. Ему не стоит наклоняться ближе, и пахнуть как мужчина и соблазн. И моё сердце явно не должно предавать мозг, выбивая такой быстрый темп, — оно стучит так громко, что заглушает любой звук здравого рассудка.
Я заставляю себя отклониться назад, удивляясь тому факту, что стол на самом деле опустел.
— Я просто… ну, думала, что мы отправимся на поезде со станции Паддингтон в Бат, — отвечаю я, кое-как умудрившись звучать нормально.
— Ты хочешь поехать на поезде? — спрашивает он с толикой веселья.
Я киваю.
— Я никогда на них не ездила… хотя, думаю, метро считается.
— Оно не идёт ни в какое сравнение, — Кингстон берёт мою руку и переворачивает её, оставляя мягкий дразнящий поцелуй на внутренней стороне запястья, прежде чем посмотреть на меня сквозь свои густые, тёмные ресницы. — Значит, мы поедем на поезде. Ради тебя.
Я так сильно хочу позволить своему сердцу свободно биться в груди — забыть всё, кроме хорошего, и тех моментов, что мы разделили, подобных этому — но не могу. Потому что я усвоила тяжёлый, горький и болезненный урок: чем выше я позволяю Кингстону вознести меня, тем дольше мне придётся падать.
А падения с большой высоты оставляют шрамы.
Так что я игнорирую сердце и беру его под контроль, переводя разговор абсолютно в другое русло.
— Ну, поскольку никого нет, настал мой черёд дать тебе дружеский совет. Потому что я на самом деле забочусь о тебе… как друг.
Тревога омрачает его лицо вместе с разочарованием. Изменение в его настроении можно ощутить пальцами.
— И что же это будет? — спрашивает он скептическим тоном.
— Не то, чтобы это на самом деле было моё дело… и мне даже неловко говорить, — я вдыхаю, уже чувствуя себя немного нехорошо, потому что мои намерения не совсем чисты, — но когда, или если, будешь с Джеки снова… пожалуйста, используй защиту.
Он выпивается в меня взглядом, убеждаясь, что всё моё внимание принадлежит ему, так что я вижу, как уголки его губ ползут вверх в наглой ухмылке.
— Как бы я не ценил твоё предупреждение — ведь ты присматриваешь за мной всего лишь как друг, конечно же — это не нужно. Я никогда не был с Джеки и не собираюсь. И прежде чем ты закатишь глаза, уверяю, это абсолютная правда.
И он не врёт. Как и он может сказать мне, когда я лгу, я то же самое могу определить по нему. Понимание этого не должно приносить мне столько счастья, сколько приносит, но уже слишком поздно. Я уже проигрываю битву, которую веду с улыбкой, что закрадывается в уголки моих губ.
— Хотя, мне интересно, — Кингстон давится смешком, теперь даже не пытаясь скрыть своего веселья. — Что подвигло тебя на такое предупреждение?
— О, эм… ничего. Не важно, так ведь? Официант! — я буквально кричу на всю комнату, прежде чем поднять меню и похоронить за ним своё лицо. — Забудь всё, что я сказала.
Кингстон молча оценивает меня, вес его непоколебимого взгляда тяжелеет, когда я озвучиваю свой заказ. В мгновение, когда официант нас покидает, меню больше не может служить мне щитом, и я приготавливаюсь.
— А теперь, о чём я там говорил… чего ты не договариваешь мне, Эхо? — давит он с любопытством.
К чёрту этот выдающий меня румянец, который я чувствую на шее и лице. Пока передо мной нет еды, на которой можно сконцентрироваться, у меня не остается выбора, кроме как послать себя навстречу ещё большему смятению одним взглядом на него. В конец концов, это я затронула эту тему.
— Я, возможно, случайно увидела кое-что прошлой ночью, что… эм… натолкнуло меня на мысли, что если ты решишь быть с ней или планировал снова… — я делаю глубокий вдох, собираясь с духом. — Ты был бы не единственным, и тебе стоит быть осторожным.
— Ах, моя прекрасная, смущающаяся Эхо, — он слегка посмеивается, затем наклоняется, понижая голос до уровня соблазнения. — Ты видела, как она спала с кем-то?
Я могу лишь кивнуть.
— И ты смотрела?
Снова киваю, но на этот раз облизываю губы и начинаю говорить, пытаясь спасти своё достоинство, насколько могу.
— Хотя это всё, что я тебе скажу, — пыхчу я. — Я не должна была ничего говорить, это не моё дело. Я веду себя как сплетница, коей не собираюсь быть. Так что не спрашивай меня, с кем она была.
— Мне вдвойне плевать с кем она была. Но я бы очень хотел узнать… — разместив указательный палец под моим подбородком, Кингстон поднимает мою голову, — что это заставило тебя чувствовать? Как твоё тело отреагировало на увиденное?
Его глаза явно прожигают насквозь, и хищность в них заставляет меня ёрзать на месте.
— Заставило ли тебя увиденное задаться вопросом, как бы это чувствовалось, если бы это сделали с твоим телом? Так и было, не так ли, любовь моя?
— Нет! — мой обман выливается в крик. Но он только ухмыляется шире, подтверждая свою уверенность в том, что я говорю не правду.
— Ты лжёшь, — констатирует он и скользит языком по нижней губе. — Последний вопрос, и я оставлю эту тему… пока.
Мои прерывистые вдохи и выдохи отчётливо слышны, и я жду, наполовину зная, наполовину надеясь, каким будет его последний вопрос.
Он прислоняется своим лбом к моему и рычит: