— Привет, — говорю я и сажусь рядом с ним.
— Привет, — отвечает он, его голос звучит как-то странно, и это заставляет меня повернуться к нему и более внимательнее присмотреться.
— Что ты делал? — спрашиваю я.
Он пинает что-то ногой, и пустая бутылка из-под виски выкатывается, прибиваясь к ножке стола.
— Понятно.
— Я подтвердил твое назначение на биопсию завтра в девять утра, — говорит он.
— Я не пойду.
— Да? Можно узнать почему? — спрашивает он немного агрессивно.
— Потому что нет смысла, не так ли? Они подтвердят диагноз доктора Фридмана, и увеличат шансы на выкидыш.
— Господи, все становится намного хуже, — яростно бормочет он.
Я дотрагиваюсь до его руки.
— Би Джей? Помнишь, ты как-то сказал, что сделаешь все ради меня?
Он закрывает глаза, гнев немного проходит.
— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал теперь.
Он моментально открывает глаза. Они такие черные, что кажутся норами зверьков, на его грустном лице.
— Я хочу тебе кое-что рассказать, — говорит он тихо.
— Хорошо.
Он смотрит на меня с тоской и горечью.
— Это не будет радостным.
Я молчу. От его слов у меня возникло такое чувство, словно сам воздух превратился в самое тонкое стекло, настолько хрупкое и холодное. Мне становится страшно, слишком многое на меня навалилось, и я боюсь, что не смогу справиться со всем, особенно с тем, что он скажет. Я наклоняю голову вниз.
— Я никогда никому не рассказывал, я даже не позволял себе предполагать это.
Я смотрю на него, не смея дышать.
— Хочешь узнать, почему я участвую в боях? Почему я становлюсь бешенным на ринге, что однажды даже не убил человека?
Я вспоминаю, как он нападал на своего оппонента на самодельном ринге, жестоко и беспощадно. Легкий ветерок ерошит его волосы и бросает прядь на лоб. Глаза такие уязвимые и беззащитные. Да, я смогу справиться с этим. Со всем справиться. Я киваю.
— Во время моего рождения у матери неправильно приняли роды, у нее полностью не раскрылась шейка матки. Она порвалась, и она потеряла возможность вынашивать ребенка. Мать потеряла четырех детей: мальчика на 18 неделе, близнецов на 22 неделе, и еще девочку на 21 неделе. Были и другие, но все они выпадали кровяными комочками в туалете. Это разрушило ее жизнь.
Я начинаю дрожать только от одной этой мысли.
— Говорят, что у меня улыбка моего отца. Все так думают. Все также думают, что он был идеальным отцом. Никто не знал, что он всю жизнь винил меня за смерть моих не рожденных братьев и сестер, или что он часто неоправданно поколачивал меня.
Я смотрю на него в шоке.
Он горько улыбается.
— Даааа. И кулаки у него как молоты, сильные и жесткие. Дважды ломал мне челюсть. Он утверждал, что таким образом, заставляет меня быть жестким, но мне кажется ему просто нравилось меня бить, унижать, он развлекался таким образом. Я понял, когда был еще маленьким, что он хотел увидеть мои слезы, но я никогда не плакал. Я хранил все внутри. Весь гнев. Всю боль. Все обиду.
— Ох, Би Джей, — с трудом произношу я.
— Как только мне исполнилось пятнадцать, я стал искать с кем бы подраться. Я шел в бар или клуб, и весь гнев, который копился во мне, выплескивал, вплоть до того, что какого-то парня отправляли в госпиталь, всего лишь из-за косого взгляда в мою сторону. Любой самой маленькой и незначительной провокации было достаточно, чтобы я впадал в ярость. Я представлял из себя бомбу замедленного действия, готовую взорваться в любой момент.
— Все это отравляло мне кровь. Каждый раз через какое-то время мне необходимо было выпустить пар, как кровопускание больному, чтобы снять стресс. Каждая победа на ринге была победой над моей уязвимостью, за то детство с отцом.
Я хмурюсь от смущения.
— Тогда зачем ты доверяешь мне рассказ о своем отце?
— Доверяю. Я доверял ему, поэтому позволял причинять мне боль. Он показывал мне свое настоящее лицо, которого никто не видел.
— А твоя мать. Она знала?
— Знала, но ничего не могла с этим поделать, или делала вид, что не могла. Мы оба делали вид.
— То что с тобой случилось это просто совершенно ужасно. Но какое отношение это имеет к нашему ребенку?
— Я копия своего отца. Я буду также бить своего сына, Лейла. И даже не буду пытаться, помочь ему этого избежать.
Я замираю.
— Ты не такой, как твой отец, — шепчу я.
— Ты не знаешь этого. Я даже не знаю, что еще сидит внутри меня. Его жестокость создала во мне монстра.
— О, мой великий, большой герой, мое сердце, моя любовь, ты — не твой отец. Ты никогда им не станешь. Я даже не секунды не сомневаюсь, что ты сможешь бить нашего Томми. Ни одной секунды. Твой отец был монстром, но я знаю, что ты не такой.