«Будет война?» «Он скажет, что станется с Польшей? Куда кинется Гитлер? Как поведет себя Сталин?..»
Мессинг особо остро чувствовал состояние аудитории. Привычных заданий с отгадыванием мыслей, поиском спрятанных портсигаров и прочей приевшейся дребедени сегодня не будет. Он прочитал единственный вопрос в темном зеркале коллективного бессознательного, где сливались потаенные страхи и чаяния миллионов.
— Да, варшавяне, готовьтесь к войне.
Он никогда не говорил людям об ожидающих их бедах, хотя ясно ощущал ледяное дуновение смерти. Пусть проживут оставшийся им краткий срок в неведении, питаясь надеждой. Поэтому он, хоть и видел объятые огнем города, но не сказал, что война неизбежна. Пытаясь войти в оболочку — в темную ауру нацистского фюрера, тщился проникнуться владевшей им маниакальной идеей. Ясности не было. Польша обречена, но Гитлер пока не знал, что за этим последует. Он еще не принял решения, куда повернуть: на Восток или на Запад.
— Если Гитлер нападет на Советский Союз, Германия будет разгромлена, — сказал после долгой паузы Мессинг при гробовом молчании зала и промокнул платком обильно выступивший пот. — 1945 год станет концом Гитлера и его режима, — добавил почти на последнем дыхании.
На следующий день все, без исключения, польские газеты напечатали предсказание на первых полосах. Заголовки были набраны самыми крупными литерами. На это живо откликнулась зарубежная пресса. Только в советской печати не появилось ни слова. Тому были две вполне очевидные причины: во-первых, мистика, фокусы, шарлатанство; во-вторых, о вожде рейха с некоторого момента было предписано упоминать скупо и сдержанно. Карикатуры на Геббельса и Геринга — сколько угодно, на Гитлера — табу. Пока Литвинов разглагольствовал о коллективной безопасности с западными демократиями, НКВД налаживал контакты с гестапо.
Газетные вырезки пополнили и без того пухлое досье Мессинга в архивах службы безопасности Рейнгарда Гейдриха. О том, как прореагировал на предсказание иностранный отдел в наркомате Ежова, чьи дни уже были сочтены, история пока умалчивает.
После нашумевшего концерта состоялась встреча с Юзефом Пилсудским. Далеко не первая, ибо начальный контакт ясновидца и легендарного «отца нации» имел место еще в 1924 году. Великие мира сего, надо сказать, мало отличаются от среднего обывателя.
«В роскошной гостиной собралось высшее «придворное» общество, — рассказал потом об этой аудиенции в своих автобиографических записках Мессинг, — блестящие военные, великолепно одетые дамы. Пилсудский был в подчеркнуто простом полувоенном платье, без орденов и знаков различия. Начался опыт. За портьерой был спрятан портсигар. Группа «придворных» следила за тем, как я его нашел. Право же, это было проще простого! Меня наградили аплодисментами. Более близкое знакомство с Пилсудским состоялось позднее в личном кабинете. «Начальник государства» (кстати, это был его официальный титул в те годы) был суеверен, как женщина. Он занимался спиритизмом, любил «счастливое» число тринадцать. Ко мне он обратился с просьбой личного характера, о которой мне не хочется, да и неудобно сейчас вспоминать. Могу только сказать, что я ее выполнил».
О характере этой интимной просьбы Мессинга заставят подробно рассказать на допросах в НКВД. Но это так, к слову…
Пока же нас куда больше интересует, как и когда величайший чтец мыслей двадцатого века открыл в себе удивительный дар.
Случилось это еще накануне первой мировой войны. Голодный, плохо одетый мальчик из еврейского местечка Гора — Калевария, под Варшавой, отправился искать счастья в большом незнакомом мире. Где-то на затерянном полустанке он прокрался в вагон первого попавшегося поезда и, устроившись под полкой, заснул сном праведника. Так уж случилось, что поезд шел не куда-нибудь, а в Берлин, где кайзер Вильгельм уже готовил миру кровавую баню, в которой суждено будет рухнуть великим империям, расчистив оперативный простор для фашизма и коммунизма.
Воистину чудны дела твои, Господи!
Перед остановкой в Познани вошел контролер и началась проверка билетов. Надо ли говорить, что у нищего школяра, с трудом одолевшего премудрости хедера, таковых не было, как, впрочем, и документов?
Седоусый пан в форменной фуражке, с кожаной сумкой на животе, заглядывая в укромные места, где обычно прячутся «зайцы», неуклонно приближался к дрожащему мальчонке.