Человек надвинул на лоб кепку и вышел.
– Покажись, кто ты такой! – закричал Томас и проснулся от собственного крика. Он подскочил, сел и не сразу понял, что находится у себя на «Бьянке».
– С тобой все в порядке, Томас? – послышался с соседней яхты голос Эдуардо. Его яхта была пришвартована рядом.
Томас повернул голову к открытому люку над койкой.
– Да-да, – отозвался он, глядя на звезды над головой. – Ложись и спи спокойно.
Эдуардо буркнул что-то вроде «спокойной ночи» и «приятных снов».
Томас взглянул на электронные часы, было еще только половина пятого. Значит, он проспал всего час или два. Томас тут же понял, что больше не заснет. Он встал и пошел, захватив с собой одеяло, через каюту мимо спящего Мёффе. Выйдя на палубу, он пододвинул одно из белых пластиковых кресел к бортовому ограждению и сел. Замерший канал темнел во мраке. Через мост, ведущий на Кристиансхавн-торв, проехал куда-то фургончик ремонтников, и снова все стихло. В этот час все распивочные заведения закрыты, все жители спокойно спят, в этот час ты сам по себе и никто тебе не мешает. Старая шхуна типа «Гранд бэнкс» легонько покачивалась, баюкая своего хозяина. Томас вспоминал сон, который никогда не менялся. Во сне он пытался предостеречь Еву от того, что затем неизбежно случалось. Во сне всплывали детали, которые обнаружились во время полицейского расследования, – все, начиная с тех действий, которые совершала Ева перед смертью, и кончая предметами, которые унес убийца. Положение трупа и следы нападения он видел своими глазами, когда вернулся с Мёффе домой и нашел ее безжизненное тело.
Иногда во сне ему удавалось мельком увидеть лицо убийцы, но это всегда оказывалось его собственное лицо. Не надо быть психологом, чтобы понять почему. Он и сам догадался, что причиной тому было не отпускавшее его чувство вины. Он не предотвратил убийства и не нашел преступника. Предположительно, это был квартирный вор, которого она на беду застала на месте преступления. Вероятно, он был связан с восточноевропейскими шайками, которые наводнили в то время район, где жили они с Евой, и, скорее всего, давно уже сбежал за границу. На этих скудных данных основывались их с Миккелем предположения, что Каминскому должны быть известны члены той банды. Сейчас, сидя над замершим каналом, Томас впервые осознал, как слаба эта теория и как долго он цеплялся за надежду, что когда-нибудь раскроет это дело. Словом, сплошные слезы. И они лились у него из глаз, пока он размышлял.
7
Был солнечный, знойный день, за кирпичной кладбищенской оградой не ощущалось ни малейшего движения воздуха. Над песчаными дорожками дрожало жаркое марево. Издали, со стороны Амагерброгаде, протянувшейся параллельно южной стене кладбища, доносился монотонный шум улицы. Кладбище принадлежало расположенной в Кристиансхавне церкви Христа Спасителя, оно было устроено за городской чертой во время холерной эпидемии. Ева была отличным краеведом и, когда они вместе гуляли, часто сообщала ему всякие исторические подробности, а он только кивал и поддакивал. Слишком занят был мыслями о работе и о ходе текущих расследований, чтобы прислушаться к ее словам.
Томас наклонился к могиле с черным надгробием и убрал увядший букет и сгоревшую свечку в алюминиевой подставке, оставшиеся с предыдущего посещения. Совесть тотчас же укорила его за то, что это было давно, в рождественские праздники. Он бы и рад был бывать здесь почаще, но не переносил вида кладбища. Оно словно не имело отношения к живой Еве. Могила лишь напоминала ему о том, как это несправедливо, что Ева покоится здесь, тогда как могла бы сейчас, живая, гулять с ним по Амагерброгаде.
– Ты знал, что это кладбище было основано в связи с большой эпидемией холеры? – раздался сверху голос стоявшей рядом Виктории.
На фоне синего неба седые волосы, точно наэлектризованные, топорщились вокруг ее лица взъерошенной копной.
– Вот как, – сказал он, складывая мусор в приготовленный для этого пластиковый мешок.
Виктория выпустила в воздух облако дыма из неизменной самокрутки с табаком «Петтерё»:
– Да, в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году был издан запрет на захоронение в пределах городских стен. И слава богу.
– Почему – слава богу?
– Потому что иначе моя антикварная лавка не оказалась бы сейчас по соседству с церковью.
Томас кивнул. Антикварная лавка Виктории располагалась в нескольких шагах от церкви Спасителя, в которой в свое время проходило прощание с Евой.
Он посмотрел на Викторию. Она, как всегда, была одета в безупречный костюм из твида и блузку с расстегнутым воротом, словно представительница никому не ведомого круга кристиансхавнской аристократии.