Анна Сандермоен
Секта в доме моей бабушки
Вступительное слово Шетила Сандермоена
Книга, к чтению которой вы приступаете, написана моей дорогой женой Аней. Это правдивая история о ее детстве, и я уверен, что она станет для вас настоящим потрясением.
Среди множества совершенно шокирующих воспоминаний больше всего меня тронуло то, как Аня описала свое возвращение в дом бабушки. В ее памяти он представал полным игрушек и радости, но по приезде она обнаружила там толпу непонятных личностей, а ее любящая бабушка обращалась с маленькой девочкой как с нежданным гостем. Оказалось, что дом превратился в секту. Аня решила назвать свою книгу «Секта в доме моей бабушки», и это, по всей видимости, есть главное подтверждение того, что тот давний момент потряс ее до глубины души.
Должен признать: когда мы только познакомились с Аней и она приоткрыла завесу над своим прошлым, упомянув, что выросла в секте, я стал размышлять о том, какие проблемы это может за собой повлечь и как скажется на наших отношениях.
Аня – личность сильная и гордая, и не в ее привычках зацикливаться на негативной стороне жизни. Истории из детства, которыми она обычно делится в кругу семьи и друзей, – веселые и ностальгические. Однако я понимаю, что память о детских годах, проведенных в секте, очень болезненна и останется с ней навсегда. Именно поэтому я всячески подталкивал ее к написанию книги. Думаю, что эта работа была нужна для ее психологического восстановления. Эта история достойна быть написанной и уж тем более достойна быть прочитанной. Она может послужить предупреждением любому взрослому, у которого возникнет искушение вступить в секту или, хуже того, – как это случилось с Аней – отдать в секту своего ребенка.
Секты в принципе опасны и разрушительны. Суть их деятельности заключается в агрессивном вовлечении все новых адептов ради реализации политических, религиозных, идеологических амбиций руководителей. Секта всегда зиждется на жесткой, подавляющей иерархии, причем лидером обычно выступает шарлатан, движимый стремлением к власти, сексуальным и материальным привилегиям.
Секта, которую описывает Аня, по моему мнению, исключительно опасна, поскольку обещает излечение от таких серьезных заболеваний, как шизофрения и рак. Причем главарь этой секты утверждал, что шизофренией болен весь мир и только его «метод» является панацеей, создав себе таким образом прекрасную рыночную нишу. Логика «метода» такова. Дети, окруженные излишней родительской заботой, становятся «слабыми». А болезни развиваются как раз в результате негативных мыслей и слабохарактерности. Поэтому необходимо, чтобы детьми занимались чужие люди, которые и сформируют новый, психически здоровый тип человека. Таким образом, мир будет спасен.
К величайшему сожалению, эти идеи эхом вторили господствовавшей в СССР идеологии с ее желанием принизить семью, а то и совсем вытеснить ее за счет коммунистического воспитания, нацеленного на создание Homo Sovieticus. В Советском Союзе людей с легкостью объявляли шизофрениками, и если у них хватало смелости противиться тоталитарной системе, их отправляли на принудительное «лечение».
Я заметил, что и до сих пор любые психические отклонения в России принято невозмутимо обзывать «шизофренией». Как будто там не совсем понимают, что это серьезное, влекущее тяжелые последствия, неизлечимое психическое заболевание. Шизофрения вызывает целый ряд существенных осложнений, касающихся и мыслительной деятельности, и поведения, и эмоций; этот диагноз предполагает постоянный прием медикаментов и применение прочих лечебных методик. Я абсолютно убежден, что совсем незначительное количество членов этой секты (а то и вовсе никто) в действительности страдали от шизофрении. Однако почти все они были выдрессированы до полной покорности и даже позволяли каким-то шарлатанам воздействовать на себя медикаментозно.
Как я понимаю, эта секта все еще существует и продолжает практиковать свои «методы лечения и воспитания» в центре Москвы.
Самое большое страдание, с каким только может столкнуться ребенок, – быть брошенным своими родителями. У детей нет выбора. Они не могут выбирать себе семью, так же как не могут выбирать принятый в этой семье образ жизни. И все-таки дети – даже когда их бросают или обращаются с ними несправедливо – сохраняют удивительную способность любить своих родителей. Я знаю, что у Ани нет чувства ненависти ни к ее родителям, ни к кому бы то ни было еще. И не мне их судить. Условия в СССР настолько разительно отличались от тех, в которых довелось вырасти мне самому, что это даже осознать непросто. Однако я полагаю, что Аня хранит в своем сердце разочарование и пустоту там, где должна жить любовь к близким. Я стараюсь помочь ей справиться с этими чувствами. Но лучшим лекарством было бы их искреннее признание: «Мы сожалеем о том, что произошло. Мы поступили с тобой неправильно». Эта фраза бесконечно много значила бы для Ани.