Когда крупнокалиберная очередь перечеркнула нам дорогу, мы с Паленым, не испытывая напрасно судьбу, разом бросились на землю. Как у нас последние четверть минуты все слаженно получается, залюбуешься. В синхронном плаванье можно выступать. Впрочем, на этом наш синхрон и закончился, поскольку белорусу повезло больше: он упал рядом с полуразрушенным фундаментом только что покинутого нами дома, под которым зияла какая-то крысиная дыра, внушительная трещина в рост человека длиной и сантиметров сорок глубиной — то ли грунт просел после Второго взрыва, то ли размыло дождями, то ли просто некачественный бетон фундамента от времени частично рассыпался в крошку. Вот в эту дыру Паленый и втиснулся. В жизни не видел, чтобы кто-нибудь куда-нибудь так стремительно втискивался. Мне оставалось лежать под стеной, прикрыв голову руками, и надеяться, что я тоже неплохо спрятался.
Крупнокалиберные пули яростно крошили полуразвалившуюся кладку, осыпая нас мелкой кирпичной шрапнелью. Нестерпимый грохот причинял телу почти физическую боль, заставляя мучительно вибрировать каждый нерв. Паленый беззвучно матерился — я не мог слышать, что он выкрикивает, не мог видеть в темноте движений его губ, но не сомневался в том, что он отчаянно матерится. Я наверняка тоже делал бы что-нибудь подобное, если бы не осознавал полную бессмысленность такого поведения. Орать под обстрелом и выпускать панику наружу — последнее дело; тут уже недалеко и до того, чтобы вскочить в полный рост и броситься прочь, в ужасе размахивая руками.
И получить между лопаток мгновенную смерть крупного калибра. Доводилось мне наблюдать, как очередь из автоматической пушки в считанные мгновения рубит живого человека в кровавые ошметки. Сегодня у меня не было никакого желания испытать такое счастье на себе.
Смертоносная дорожка пулевых попаданий, бешеной змеей извивавшаяся в руинах, внезапно дернулась вправо. Раздался душераздирающий всхрюк, и рядом со мной шмякнулся солидный кусок кабаньей головы. Покосившись на него, я разглядел в мечущихся отсветах, что это даже не сама голова, а скальп с лопнувшим глазом и посеченным осколками ухом, неаккуратно счищенный с черепа компрессионной волной.
Что ж, бывают и такие случаи.
Разумеется, военсталы охотятся не конкретно за нами. Просто зачищают территорию вокруг секретных армейских раскопок на Агропроме, чтобы четвероногие и двуногие твари не тревожили ученых. Вот почему они мгновенно отреагировали на нашу стрельбу по излому. Только вертолет в лагере обычно не дежурит, в случае чего его вызывают из-за Периметра. А сегодня вот не повезло — «Скай фокс» заночевал прямо в Зоне. Мне от осознания всего этого, конечно, ни жарко ни холодно, но надо же о чем-то размышлять, лежа под обстрелом, чтобы не поддаться окончательно панике и не сойти с ума. Чтобы не орать впустую всякие глупости, как Паленый.
Автоматическая пушка внезапно умолкла, отчего-то так и не пришпилив нас к битым кирпичам. Возможно, бруствер полуразрушенной стены мешал пилоту как следует прицелиться, а более легкие цели уже закончились, разбросанные кровавыми ошметками по окрестностям. Но за мгновение до того, как смолк оглушительный грохот воздушной артиллерии, невидимый кузнечный молот с неимоверной силой ударил меня в мякоть ноги пониже колена, и я поперхнулся собственным криком. Нога мгновенно отнялась, но я по собственному опыту прекрасно знал, что это просто первые секунды шока от попадания, сейчас он пройдет, и нахлынет волна непередаваемой, чудовищной, ни с чем не сравнимой боли.
Нет, разумеется, это была не пуля: если бы в меня попала хоть одна птичка такого калибра, ногу ниже колена мне с гарантией разнесло бы в клочья, и с коленом скорее всего тоже пришлось бы попрощаться. Видали патроны от автоматической барабанной пушки? Вот именно. Это скорее даже не патроны, а миниатюрные снаряды. Гильзы от таких, напоминающие бутылки из-под водочных «мерзавчиков», мы с ребятами на Балканах одно время использовали в качестве одноразовых пепельниц. Короче, попадание было не огнестрельное. Скорее всего, острый кусок кирпича, разбитого крупнокалиберной пулей, со страшной силой отрикошетил в меня, пробив штаны под правым коленом. Еще пару мгновений я надеялся на обширный синяк, но потом с досадой ощутил, как по ноге заструилось горячее.
А вот теперь я серьезно обеспокоен, как говорит в подобных случаях один мой знакомый страус.
Вот так, собственно, и получилось, как я уже рассказывал вначале: лежа мордой в битом кирпиче и с поврежденной ногой, внезапно очень остро начинаешь ощущать, что ночевка внутри Периметра — еще не самое плохое, что может случиться в Зоне. На один раз наше с Паленым хлипкое убежище сработало, но сейчас вертолет крутанет пушками под другим углом или сделает еще заход, и от нас останется только печальное воспоминание.