Секунда
Часть 1. За секунду до смерти
***
Костя всегда любил небо — в его ошеломительной изменчивости. Разное в разное время года, разное — днём и ночью. И всё-таки всегда — повторяющееся. Костя с детства думал — это ведь всё карусель межпланетного масштаба. Есть же что-то большее? Он хотел видеть сквозь: минуя небо, минуя Солнце. Хотел видеть звёзды. Ближе. Очень хотел быть ближе к ним, и чтобы они были ближе к нему. Он хотел быть космонавтом. Но его не взяли.
Костя легко поступил в лётное училище и ударился в изучение полётов. Не на секунду не забывая про звёзды. Человек, которого ведёт мечта, может быть непредсказуемым и злым. Но он умеет скрывать это и улыбаться.
Костя много думал о том, что там — за прослойкой атмосферы, отделяющей его от космоса? Школьная программа — одно. Но есть что-то более важное. Что-то настоящее. Что-то, к чему можно прикоснуться руками: штурвал космолёта и неизвестность. Его не взяли.
Будь ты космонавтом, Костя, что б изменилось? — Утешал он себя. Космонавты нынче не лучше водителей автобусов. Перевозят грузы с Земли на Марс — вот и вся работа. Скоро их заменят беспилотники. А технологии дальних полётов так и не разработаны. Ресурсов нет, или нет желания. Или остановилась научная мысль. Или это, мать его, невозможно.
Эх, рано я родился — сокрушался Костя — может, лет на двести, триста бы позже, и летали бы мы среди звёзд! А сейчас — точно крысы на этой Земле. А что было бы, родись он в эпоху Великих географических открытий: хватило бы этого его жадной, любопытной натуре? Бороздить по морям и океанам? Наносить новые земли на карты? Мечтали тогда люди о звёздах? Думали о том, что могут летать в небе?
Костя был уверен — им было проще. Звёздное небо было лишь картой, ориентиром в морском деле. А ему оставили лазейку в мечту. Возможность подсмотреть через приоткрытую дверь. Да — летаем, да — можем. Но недалеко и ненадолго. Человеческой жизни не хватит — а расстояния огромны. Мы не победили пространство и время. Мы живём по их законам.
Но Косте разрешили летать. И он твёрдо намеревался стать лучшим: самым востребованным из всех, самым талантливым. Он хотел, чтобы о нём говорили. Чтоб его заметил Роскосмос. И он летал как бог.
Время шло, в космонавты Костю не приглашали. Был слишком хорош в небе здесь, на Земле. А космосу, действительно, нужны были водители автобусов.
Из-за постоянных войн потребность в лётных навыках Кости росла. Чёртовы войны не прекращались. Страна наша — известный миротворец: вмешивались везде, где могли.
Костя летал. Скрежетал зубами и летал. Ночами смотрел на звёзды. Задирал нос самолета так, чтобы зависнуть в звездном небе, чтобы раствориться в нем. Космос был самой большой страстью в его жизни. Был его любовью.
***
Костя знал, что и в этот раз несёт на своих крыльях чью-то смерть. Приказ есть приказ: кому-то там виднее. Он всегда думал: он знает, что делает. И что есть не только водители космических большегрузов. Нет, его обязательно заметят. Заметят с Земли. Но вышло иначе.
Это не было облаком — на такой высоте не бывает облаков. Это не было небом, не было Землёй. Это было — ничем. Костя завис в абсолютно белом. И кроме белого не было ничего.
Всё же шло нормально? Что не так? Костя взглянул на приборы — они сошли с ума. Где он? Что с ним? Что, чёрт возьми, с его самолётом? Дёрнул штурвал — снежно-белый мир закрутился. Упал прямо на голову. Костя отключился.
***
— Где я?
Он с трудом открыл глаза. На него смотрело… нечто. Нечто, не поддающееся разумному объяснению.
— Пришёл в себя. Хорошо.
— Вы кто? — Костя попробовал подняться. Тело сковала страшная слабость, в голове шумело. — Я умер?
Лучшего объяснения у него не было.
— Пока ещё нет. — Нечто сформировалось в безликую массу. Костя непроизвольно дёрнулся. Паниковать он не привык, как не привык не понимать, что происходит.
— Вы не отвечаете на мои вопросы.
— Терпение, Костя, терпение.
— Знаете, как меня зовут?
— Мы всё про тебя знаем. Даже то, что ты умрёшь через… две земных минуты.
Костя подскочил. Нечто подхватило его и обволокло, погрузив в субстанцию из белых световых волокон. Его опутали тонкие нити. К слабости добавилась болезненная неподвижность. Костя пошевелил языком. Кажется, он всё ещё мог говорить. Но это было не обязательно — нечто было в его голове.
— Ты скоро умрёшь, тебя собьют. Самолёт упадёт на деревню. Погибнет пятнадцать человек.
— Гражданские?
— Это люди, Костя.
— Наши?