– Какого рожна я вам всем сдался?! Зачем меня крутят, словно барашка на вертеле?! Вы что, секта, рыскающая по свету в поисках заблудившегося пророка?! Или… – отповедь оборвал серебряный кляп-липучка, а жестикуляцию драматического актера – синтетические узкополосные наручники.
***
Ужас неизвестности прихватил точно свежий раствор цемента. Взор Алекса вклеился в потолок, родной обители не высвечивая. Смену координат подтверждало и периферийное зрение. Он в комнате цокольного этажа, оборудованной под клинику, до трусов раздет, в вене катетер, сообщающийся с капельницей. Единственное, что удерживало от безумия, – это ощущение того, что он по-прежнему в Израиле: пол выложен дешевой плиткой, шумит кондиционер и другие признаки, улавливаемые, скорее, интуитивно.
Алекс мало-помалу пришел в себя и робко задвигал конечностями. Будто всё на месте, но обуза обуз – катетер. Сорвать?
Не торопись, успеешь. Именно инфузия убрала интоксикацию и остановила запой. Не исключено, сыграл бы в ящик. Действительно, вещь! Если выкарабкиваться самоходом, то, как минимум, неделя – тремора, бессонницы и стенаний.
Дверь отворилась, в проеме – женщина в белом халате и марлевой повязке, закрывающей лицо. Оценив пациента, будто без признаков буйства и панической атаки, решительно вошла.
– Как вы себя чувствуете? – открыла на иврите свой вопросник обслуга, судя по «отутюженному» лику, врачебная.
– Снимите с меня это, я в порядке… – Алекс кивнул на капельницу, одновременно замечая, что через контактный зажим на пальце он подсоединен к некоей аппаратуре.
– Вы хоть знаете, что концентрация алкоголя в вашей крови, можно сказать, была несовместима с жизнью? – указала на прореху плана врач, судя по речи, уроженка Израиля.
– Думается, у каждого свой порог, не говоря уже об этногеографических особенностях. У выходцев из бывшего СССР, общеизвестно, он стремиться к бесконечности. Да и, подумаешь, семь дней баловства. Пусть редко, но случались и трехнедельные запои, при тысяче граммах в сутки… – добивался условно-досрочной выписки пациент, обогащая книгу рекордов выживаемости. Ничуть не привирал при этом.
– Вы так богаты? Это ж, сколько денег уходит на три недели загула? – изумилась безымянная врачиха, подтверждая расхожее мнение: израильтянин – это счетовод, зацикленный на инвентаризации чужих карманов.
– Мне больничная касса финансирует – платиновая страховка, – беспечно молвил Алекс, казалось, в пику вопрошавшей.
– Такой нет, – отрезала врачиха.
– А кто виноват, что ни один из страховых полисов не включает услуг по выводу из запоя? Оттого в девять ноль-ноль курьер страховщиков у моей двери с бутылкой «Абсолюта». Облажались с моей страховкой, просмотрев параграф, который я внес от руки. Вот и откупаются – чтобы миллионный иск им не вчинил, – нес околесицу Алекс, то ли постзапойную, то ли небылиц желтой прессы.
– Вы себя слушаете? – возмутилась эскулап-инкогнито. – Меня хоть и предупреждали о ваших, мягко выражаясь, странностях, но кто дал право злоупотреблять временем врача?
– А мне почему-то кажется, что ваша врачебная лицензия либо аннулирована, либо ее вообще не было. Так что законодательство о правах медперсонала здесь не работает… – продолжал ерничать Алекс. – Не удивлюсь даже, если этот объект – законспирированная больница криминала…
Отсоединив катетер, врач выскочила из палаты как угорелая и заперла ее на ключ. Спустя час в палате объявился знакомый Алексу дуэт мордоворотов, который, набросив на голову мешок, увез его из клиники.
***
Алекс рассматривал новое пристанище, по внешним признакам – двухэтажный частный дом, именуемый в Израиле виллой. Церберы рядом, один из них насилует телевизионный пульт. Судя по установкам меню и титрам на экране, хозяева виллы – испаноязычные. Весело.
Но как с этим вяжется греческий, на котором церберы шёпотом переговаривались в микроавтобусе по дороге? При этом команды давали Алексу на сносном английском. Да и похожи на европейцев-южан.
Хлопнула дверца припарковавшегося вблизи автомобиля, после чего звякнуло смс-сообщение в мобильниках конвойных. Один из них заторопился на выход, дабы впустить посетителя. Спустя минуту старшой звена, как и церберы, Алексу уже знакомый, усаживался напротив интернированного, проспавшего двое суток под капельницей по его воле. Оглядев Алекса, сигнализировал секюрити оставить его с подопечным наедине.