— Милая Амирель, вы совершенно не понимаете, насколько вы ценная добыча для любого, не только для члена королевской семьи. С вашей помощью самый обычный дворянин, да даже простолюдин, может претендовать на престол.
— Да, я знаю, — уныло кивнула девушка. — По вердикту королевы Лусии я могу попросить камень королевы, и если он меня примет…
Граф решительно ее прервал:
— Да нету этого камня, выдумки все это! А если и был этот загадочный амулет, то он давно утрачен. Или спрятан так, что его никто не найдет, даже сами члены королевской семьи. То, что выдают за амулет королевы, явная подделка. Он вам и не нужен. Вы без всяких там камней управляете животными, лечите смертельные раны и, думаю, можете руководить толпой. Вот если бы на площади вы вместо того, чтобы прятаться от народа за спинами стражников, приказали всем разойтись, вас бы послушались. Разве не так?
— Я не знаю, — растерялась Амирель, припомнив собственные сомнения. — И пробовать не хочу. Толпа безумна, ей невозможно управлять. С одним человеком я еще управлюсь, возможно, и с двумя, но толпы я боюсь.
— И в этом ваша ошибка, — граф с силой шлепнул себя по коленям. — Страх разрушает любое усилие, разве мой брат вам об этом не говорил?
Амирель нехотя кивнула.
— Говорил. Много раз. Но я все равно боюсь. И ничего не могу с собой поделать. Я слишком слабая…
Не выдержав, граф вскочил и раздраженно забегал по маленькой комнатке. Потом остановился перед ней и горячо произнес:
— Хорошо, пусть так. Но, если вы снова попадете в отчаянное положение, вспомните, все в ваших силах. И не бойтесь! Ничего не бойтесь! Твердо помните, вы — законная королева Северстана! Вы, а не кто-то другой! И принцу Торрену очень повезет, если он сумеет привлечь вас на свою сторону. А если не привлечет, ему же хуже.
Амирель не стала возражать, хотя помогать наследному принцу она категорически не хотела. Но граф был слишком взволнован, чтобы рассуждать здраво.
Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Холлт сказал:
— Завтра я поеду в вашу деревню, разузнаю, что смогу, о брате. Надеюсь все-таки, что он жив. Что-то нужно передать вашим родным? Они ведь наверняка о вас беспокоятся?
— Их там уже нет. Они уехали в ночь вместе со мной, куда, не знаю. — Она вспомнила Власта, так подло предавшего и ее, и Томса, считавшего его своим лучшим другом, и всех тех, кто жил рядом. — Обо мне там никому ничего говорить нельзя. Там есть доносчик тайного сыска, он тут же все донесет эмиссару.
— И где их только нет, этих мерзких ищеек! Даже в маленьких глухих деревеньках расплодились! — с досадой выговорил граф и принялся размышлять вслух: — Тогда и мое там появление не останется незамеченным. Это плохо. В тайном королевском сыске не дураки сидят. Если им станет известно, что я приехал за телом брата, сразу возникнет вопрос, откуда я об этом узнал. Они начнут копать и наверняка чего-нибудь да раскопают. Мне лучше ехать инкогнито и взять с собой только пару проверенных людей. И быть крайне осторожным, чтоб не привести за собой соглядатая. — Озабочено добавил уже для Амирель: — После приезда я займусь вашим делом, а пока сидите тихо, не высовывая носа. Надеюсь, вы выполните мое пожелание?
Девушка удивилась подобному вопросу. Разве у нее есть выбор?
— Конечно. Это единственное, что я делаю всю свою жизнь, и надеюсь, это у меня неплохо получается, — это прозвучало с излишней ироничностью, и она смущенно потупилась.
Не обративший внимания на ее интонацию граф, торопливо попрощавшись, ушел, а она пожалела, что не расспросила его поподробнее, как он намеревается заниматься ее делом? Рассказать о ней принцу? И отдать ее ему? Но этого она не хочет! Она хочет быть свободной! Просто никому не подчиняться и ни от кого не зависеть! Почему каждый решает за нее, что для нее лучше?
Или она, как заметила Мелисси, вовсе не знает жизни? И для нее свобода что-то недостижимое? Если придется выбирать между свободой и жизнью, что она выберет? Хотя знает ли она, что такое свобода, ведь она всю свою жизнь прожила в клетке? Может быть, есть что-то еще более ужасное этой несвободы? Но что?
От переживаний заболела голова, жутко испортилось настроение, и она приказала себе не мандражить понапрасну. Умереть она всегда успеет, это дело нехитрое. Нужно жить и наслаждаться жизнью, пока жива.
Вскипятила чайник, налила себе чашку горячего чаю, откусила кусочек воздушного, тающего на языке пирожного, и зажмурилась от восторга. Какая вкуснота! Настроение сразу улучшилось. Вот так она и хочет жить — одна, в тихом уютном домике. И пусть к ней по вечерам приходит хороший добрый друг, рассказывает, что творится вокруг, приносит пирожное, а больше ей ничего не нужно. Только так она будет счастлива.