Софи прекрасно понимала это желание, поэтому возражать не стала, хотя всё её существо ныло: “О, нет, только не это! Я лучше брошу курить, чем переступлю снова порог этого места!”.
Они снова стояли перед вывеской и держались за руки. На всякий случай Софи сказала:
- Ты ведь знаешь, нам совсем не обязательно заходить туда. Можно попрощаться и снаружи…
Крис только покачала головой, а внутренний голос Софи в который раз упрекнул ее за трусость и малодушие. Тогда Софи сделала глубокий вдох и заставила себя посмотреть на церковь с другой стороны. Ведь это не только то место, где они расстались в какой-то вероятности своей жизни. Это ещё и то место, где они давали друг другу особые клятвы, где они были по-настоящему счастливы. И лишь Бог был свидетелем и молчаливым союзником тайного соединения их душ. Подумав так, Софи наконец-то ощутила в себе силы сделать первый шаг.
Когда они вошли внутрь, Софи приготовилась к чему угодно. Она ждала очередного приступа тошноты, головокружения, была почти готова к новым образам перед глазами.
Но ничего не происходило. Церковный зал был пуст и тих. И только пылинки продолжали танцевать свой замысловатый танец в солнечном свете, встревоженные неожиданными посетителями.
- Давай подойдем к алтарю, - сказала Крис шепотом, и Софи беспрекословно последовала за ней.
Несколько минут обе смотрели, как дрожат лепестки пламени свечей. Потом Софи осмелилась поднять взгляд на распятие.
“Ты, наверное, считаешь меня полной идиоткой, - обратилась она к Христу. - И Ты прав, я и есть идиотка. Мне далеко до Твоего просветления, всепрощения и безусловной любви. Я просто высокомерная самодовольная дурища. И мне трудно поверить, что, несмотря на все это, Ты все равно любишь меня. Но если Ты действительно любишь меня, прости меня. Прости, пожалуйста. Я никогда не хотела причинить боль ни Кристи, ни Александру Анатольевичу. Ни в этой жизни, ни в какой бы то ни было другой. Мне просто хочется, чтобы Ты знал об этом. Я готова стать другой, готова стать лучше, готова быть кем угодно, лишь бы всё было по-другому”.
Софи снова подняла голову к высокому потолку, похожему на небесный свод. Ей казалось, что эту молитву она уже когда-то произносила.
- Кристи… - прошептала она, и шепот ее показался слишком громким в этих стенах.
- Да? - девушка вопросительно смотрела на неё, и Софи знала, что если она не скажет этого сейчас, то не скажет уже никогда. И она сказала:
- Прости меня. Ты знаешь за что. Я хочу сказать, что не оставлю тебя. Что ты дорога мне, как никто другой. Поверишь ли ты мне снова?
Крис кивнула, улыбнулась.
- Снова и снова. Я верю тебе, Софи.
Софи обняла ее и тихонько рассмеялась:
- Это очень опрометчиво с твоей стороны, Кристи. Зная меня - верить мне.
- Но я же ненормальная, в любой вероятности, - и девушка уткнулась носом в шарф Софи, пропахший сигаретным дымом, но такой теплый. - Скажи, Софи… Теперь ведь все будет хорошо?
- Да. Теперь будет. Ведь мы встретились в той жизни, где это возможно.
- И может быть, когда-нибудь мы встретимся снова, и тогда всё будет иначе.
- Когда?!
- Не знаю.
Разноцветное сияние из витражных стекол лилось на них, окружая, обнимая. Прощая.
Крис хотелось запомнить, забрать с собой каждую минуту их путешествия. Она жалела о том, что Бог не наделил ее поэтическим даром, потому что тогда она смогла бы написать оду Стокгольму. Но ей казалось, что даже этого было бы недостаточно, чтобы выразить всю свою любовь. Вот только, если бы она писала оду городу, ей следовало бы писать оду еще и Софи.
“Без нее Стокгольм не был бы так прекрасен. Именно присутствие Софи наделяло город магией. Софи…”.
Софи смотрела в иллюминатор и улыбалась чему-то своему.
- Везет тебе, Софи, - сказала девушка, наклонившись к ней. - У тебя есть музыкальный дар, и ты можешь выразить свои чувства к Стокгольму в какой-нибудь симфонии.
Софи посмотрела на Крис, и глаза ее блеснули.
- Лучше я буду выражать свои чувства к тебе. Город - лишь город. Он не наполнен ничем, если в нем нет тебя, Кристи.
Крис в смущении опустила глаза. Мысль о том, что Софи может выражать в своих произведениях чувства к ней, оказалась обжигающей.
- Лучше не трать понапрасну время. Обо мне нечего писать, - пробормотала она.
- Ты, верно, шутишь, Кристи. Вся музыка, которую я написала в последние месяцы, посвящена тебе, - Софи заговорила тише, смутившись тоже.
- Мне очень приятно слышать это. Главное, чтобы ты не расходовала на меня свой талант зря…
- Тебе не нравится то, что я написала? - усмехнулась Софи.
- Нет, что ты! Конечно, нравится! Очень нравится! Просто…
- Ну, тогда всё не зря. Не забивай себе голову, Кристи. И вдохновляй меня дальше…
Какое-то время они сидели, наблюдая за плывущими внизу облаками. А потом Крис сказала:
- Всё-таки я буду очень скучать по этому городу.
- Мы сюда вернемся. Обязательно.
- Надеюсь, не для того, чтобы расстаться в Немецкой церкви!
- Конечно, нет! Может быть… - Софи запнулась. - Может, наоборот, для того, чтобы пожениться… - последнее слово она произнесла шепотом, словно надеясь, что Крис его не расслышит.
- Ты это серьезно, Софи?
Софи отвернулась.
- Не обращай внимания. Просто вдруг подумала, что в этой вероятности мы еще никакими узами связаны не были…
- Это было бы чудесно.
- Что?! - брови Софи взлетели вверх.
- Я сказала, что это чудесная мысль, - улыбнулась Крис. - Я была бы не против.
Глаза Софи засияли, словно Крис пообещала ей вечную любовь, ни больше, ни меньше.
- У нас ведь все еще впереди, правда? - Крис наклонилась и прошептала эти слова Софи на ухо.
- Да, все впереди, Кристи.
И Софи действительно верила в это. Она смотрела на проплывающее небо, на крошечные дома внизу. И это был первый полет, когда Софи не думала о своих родителях.
49
24 часа спустя
Софи казалось, что она полностью готова к разговору со своим учителем. В те последние дни в Стокгольме, а потом в самолете Софи успела проиграть в голове все сценарии этого разговора, приготовила все реплики, которые могут ей понадобиться. Она почти успокоила себя.
Но всё рухнуло, как только они сошли с самолета и встретились с Александром Анатольевичем. Софи смотрела на него, уже немолодого, задавленного заботами, с опущенными плечами, но такого счастливого при виде дочки. Она смотрела, как бежит ему навстречу Крис, как она смеется и плачет, а он обнимает ее и гладит по голове.
“Крис - самое дорогое, что у него есть. Я никогда не значила для него столь же много. И никогда не буду. Пора бы уже смириться с этим, старая глупая Софи. Разве могу я причинить ему такую боль, нанести такой удар? Если я потеряю его расположение, его уважение, как мне дальше жить?”.
Эти немые вопросы парализовали Софи. Она казалась себе тряпичной куклой. Такой же глупой, пустой, беспомощной.
И когда Александр Анатольевич радостно воскликнул: “Привет, Софи!”, она смогла выдавить только дрожащее: “Здравствуйте”. И даже улыбнуться у нее толком не получилось. Она осознала в тот момент страшную истину.
“Я не смогу сказать ему. Не смогу выдержать с ним даже минуты в одной комнате после того, как ему станет все известно. Я просто сразу упаду и умру. Не очень-то героическая смерть, а, Софи?”.
До этого они с Крис договорились, что не станут обрушивать на отца эту новость сразу после приезда и подождут следующего дня. И вот этот день наступил.
Софи сидела в старой квартире своих родителей и курила. Она только что поговорила по телефону с Сережей и пообещала ему, что придет завтра в гости. Она отважилась на этот опрометчивый поступок по одной лишь причине:
“Завтра меня все равно не будет в живых. После разговора с Ним от меня и мокрого места не останется. Я либо сама откину копыта, либо Александр Анатольевич поможет мне их откинуть”.