- А я думала, ты ничего кроме омлета не умеешь… - озадаченно произнесла Крис.
- Это, наверное, от стресса, - отшутился Александр.
Крис открыла дверь Софи. Вид у той был бледный, но спокойно-решительный.
- Извините, что я в такую рань, - пробормотала она, снимая куртку.
- Уже почти двенадцать, так что все нормально, - успокоила ее Крис.
В этот момент в дверном проеме показался Александр Анатольевич. В руке у него был нож, потому что он только что закончил резать хлеб.
- О-оу, кажется, я не вовремя, - нервно пошутила Софи, глядя на нож.
Крис рассмеялась, и Александр тоже, когда до него дошел смысл шутки.
- Нет, дорогая, я не буду тебя резать, - сказал он. - Мой руки и проходи на кухню. Позавтракаешь с нами. Ты ведь наверняка не ела? Причем, судя по твоему виду, ты не ела последнюю пару недель…
Софи не стала врать - она действительно еще не завтракала. Вот только есть ей совсем не хотелось.
- Ну что вы, я правда ела вчера, - и Софи ушла в ванную, где пробыла на пару минут дольше положенного, собираясь с духом. То, что она еще не ела, было для Софи не так уж страшно. Куда страшнее было то, что она не курила. В такой сложный момент одна единственная сигарета придала бы ей немного решимости, но Софи была твердой и выбросила свою последнюю пачку. Она всегда считала, что если уж рубить, то сразу.
За столом Александр не спешил заводить разговор обо всем случившемся. Вместо этого они с Крис вдвоем пытались накормить Софи, впрочем, не очень успешно. Она лишь выпила чашку кофе и съела тост.
Крис тоже не очень хотелось есть, но она съела все, что было, чтобы порадовать отца. А потом, когда повисла тишина, Крис сказала:
- Софи… Я вчера все рассказала папе. Точнее, он сам догадался.
Софи побледнела еще больше. Первым ее порывом было вскочить и уйти, но она вдавила собственное тело в стул и сложила пальцы в замок. Она не знала, что нужно сказать и смотрела на собственные руки. С одной стороны она чувствовала облегчение, что не нужно признаваться и с ужасом ждать ответной реакции. С другой стороны она ощущала страх от того, что все случилось так быстро.
- Софи… - осторожно произнес Александр. - Я ни в чем не виню тебя. Крис рассказала мне невероятную историю, да и сам я пережил нечто необъяснимое. И что бы там ни случилось в той вероятности, в этой вероятности тебе волноваться не о чем. Как видишь, я до сих пор не слег в больницу с сердцем, да и чувствую себя очень даже хорошо.
Крис собрала посуду, а потом сказала:
- Я думаю, вам есть о чем поговорить. А я пока пойду прогуляюсь.
Когда они остались одни, Софи, наконец, осмелилась взглянуть на своего учителя.
- Простите меня. Пожалуйста, простите.
Он смотрел на нее какое-то время, читая боль в ее глазах. Он не понимал, как не замечал раньше этот огромный ее страх - быть отвергнутой.
И он сказал:
- Нет, Софи. Это ты прости меня.
Софи никак не ожидала услышать извинения от своего учителя. Ей даже в голову не приходило, что он может чем-то провиниться перед ней. Когда же она поняла, что не ослышалась, и что Александр Анатольевич действительно извиняется, она откашлялась, пытаясь вернуть себе голос, и спросила:
- За что вы просите прощения?
Он замолчал на какое-то время. Софи чувствовала, что ему тоже нелегко говорить. Ей казалось, что за эти годы у них скопились тысячи невысказанных слов, и если сейчас начать говорить, эти слова уже не остановишь.
- За то, что никогда не давал тебе понять, как ты много значишь для меня. Ты была не просто моей лучшей ученицей. Ты была и есть мне как дочка, Софи.
Софи часто заморгала, словно пытаясь сморгнуть это наваждение.
“Он действительно говорит то, что я слышу?”.
- Мне следовало намного раньше сказать тебе, что я очень люблю тебя, Софи, - произнес Александр твердо. - Простишь ли ты меня за это? За мои поздние слова. За мои так и не совершенные поступки.
И тогда Софи наконец-то осознала, позволила себе поверить, что он говорит это всерьез. Этих слов она ждала всю жизнь, но в какой-то момент подумала, что перестала ждать.
“Конечно, я никогда не переставала. Но почему он говорит это сейчас? Разве не должен он именно сейчас ненавидеть меня?”.
- Как можете… как можете вы любить меня… - прошептала она. - Как можете после всего, что узнали обо мне?
Он улыбнулся, положил руку Софи на плечо. Его рука была такой теплой и сильной, что Софи закрыла глаза. Она боялась, что, если откроет их, его здесь уже не будет.
- Ты же не думаешь, что для меня все это стало таким уж открытием? На самом деле я давным-давно знаю, что тебе… нравятся девушки.
Софи открыла глаза. Сказать, что эта новость ошарашила ее - значит не сказать ничего.
- Вы знали?
- Давно это понял. Теперь лишь убедился. В мою дочку сложно не влюбиться, а? - произнес он с отцовской гордостью.
Софи покраснела.
- Но вы должны ненавидеть меня за это. Я порчу Кристи всю ее жизнь. Вы ведь не о таком будущем мечтали для своей дочки.
- Да какая, в сущности, разница, о чем я мечтал? Ведь это будущее моей дочки. И мне важно, чтобы она была счастливой и любимой. И то же самое я могу сказать и про тебя. Мне хочется, чтобы обе вы были счастливы.
Софи покачала головой:
- Вы совсем не похожи на моего учителя из другой вероятности.
- И слава Богу! - воскликнул Александр испуганно. - Ты не представляешь, как я рад, что могу не повторять его ошибок.
Они помолчали какое-то время, а потом Софи сказала тихо:
- Я правда очень люблю ее.
- Даже не сомневаюсь в этом.
- Но как же… как же… - Софи запиналась, потому что ей все еще трудно было поверить, что все это происходит на самом деле. - Как же вы можете доверять свою дочку мне? Ведь вы же знаете меня. Я такая несерьезная. Я могу оказаться совсем не приспособленной для семейной жизни. Крис нуждается в чем-то лучшем…
- И в этом ты вся, - Александр грустно улыбнулся. - Когда же я все-таки научу тебя не бояться ошибок? Когда ты начнешь ценить себя? На самом деле ты очень серьезная. Несерьезный человек никогда не добился бы таких высот в музыке. Несерьезный человек не стал бы тратить все свои деньги на операции для слепого сироты, не стал бы заботиться о чужом ребенке. Кристина рассказала мне.
Софи ответила не сразу.
- Но я не вижу в этом ничего сверхъестественного. Способности к музыке были даны мне природой. А ребенок… любой бы поступил так на моем месте, если бы только узнал Нильса… он замечательный.
Александр покачал головой.
- В том-то все и дело, Софи, что не любой. А способностей к музыке мало, чтобы добиться чего-то. Ты пишешь музыку, вкладывая в нее всю себя, всю свою душу. И как удивительна твоя душа, так же удивительна и непостижима твоя музыка. Я никогда не мог так писать.
И предвидя, что Софи сейчас откроет рот, чтобы горячо возражать и спорить, Александр поднял указательный палец, как бы говоря: “Помолчи, мне лучше знать!”.
- Я восхищался и всегда буду восхищаться твоими произведениями, Софи. И если ты будешь относиться к моей дочери так же, как к своей музыке, то мне больше нечего будет желать.
Софи только улыбнулась и кивнула. Им больше не нужно было ничего говорить.
Софи всегда знала, что любит учителя очень сильно. Этих чувств она никогда не скрывала от себя, не прятала, не таила. Но сейчас она осознавала, медленно и сильно всю глубину своей любви к нему. Эта любовь, эта благодарность была так сильна и огромна, что становилась невыносимой. И от этого яростного мятущегося в груди чувства Софи хотелось плакать. Ей казалось, что только слезы позволят ей отпустить себя, и только так ее грудь не разорвется на части. Она не могла даже вдохнуть, ей казалось, она слышит, как трещат, ломаясь, ребра. Софи никогда не знала, что любовь бывает настолько сильна, и что такую сильную боль и радость она может причинять.