Крупная чешуя Змея была усеяна миллиардами крючков-колючек. На кончике хвоста длиную шишку, прям как у скорпиона. Вместо глаз у чудища было два гнойника. А на крупной башке выросла шикарная корона из тонких подвижных игл.
Змей висел неподвижно в толще уже посветлевшей воды и казался дохлым. Но какое-то внутренее чутье подсказывало, что смертоносный гад очень даже живой и стоит благодарить всех богов, что кто-то его контузил. И мне стоит гребти, гребти от седова, пока руки-ноги целы.
Одного не пойму, неужли никто, ни одна лживая тварь с поверхности не заметила мутаций водной флоры и фауны. Вот ни разу не поверю, что сухопутных не беспокоили новые виды монстров во всех водных ареалах. Легкая мутация должна была коснуться даже разумных. Не возможно столько лет жить рядом с этим, пить воду с такой начинкой и не подвергнуться воздействию.
Гнев во мне бурлил и грозил выплеснуться, словно взболтаное шампанское. Ярость выплескивалась в отрывистых движениях и резком свисте. Мне хотеось рвать, метать и убивать.
- Трусы! Мерзавци!
В тот момент я ненавидела всех, кто остался за линией Океана. А в особенности – тех двуликих ящериц. Они вместо того, чтобы чтить и выполнять свои обязаности Хранителей Мира, грызлись с Волками, как кикие-то безродные шавки за кусок тухолого мяса. Казалось еще чуть-чуть и я взорвусь. И сильным толчком хвоста я послала себя вверх. Вырвавшись из Океана, словно торпеда, я закричала. Закричала на пределе своих сил, меняя диапазон крира от сверх низких до сверх высоких частот. Казалось сам мир на мгновение замер, а потом взорвался. Ударная волна от моего крика разошлась волнами по всей плоскости Океана. Где-то вдали появилось зарево, а потом пришел грохот. Но мне было уже все равно. Я плюхнулась на глубину и устремилась к ближайшему берегу.
Когда я вывалилась на горячий, обжигающий песок Драконьих островов. Единственное, что я могла – это дышать. Дышать. Надрывно, хрипло, через кашель и боль в легких, но дышать. Ветер накидал мои же волосы мне же на лицо. Мелкий, острый песок царапал слишком чувствительную кожу, лез в глаза и рот. А я даже не могла моргнуть. В далеке послышался взволновынный клекот. И уже через несколько мгновений я почувствовала аккуратные прикосновения к лицу. Стася волосок за волоском убирал волосы у меня с лица. Где-то рядом поскуливал Макс. А я могла лишь дышать. Дышать через силу и боль. Солнце припекало, прибой лизал мои ступни.
Дурнота накатила резко. Каким чудом мне удалось перевернуться на бок, не знаю. Выворачивало меня долго. Какой-то черной мерзостью. И с каждым плевком мне становилось все легче и легче. Когда меня перестало выворачивать, Макс и Стася то толчками, то волоком постарались перетащить меня как можно дальше от мерзкой, вонючей, черно-зеленой жижи, что исторглась из меня. Эта гадость казалась живой. Она словно дышала и росла. И двигалась. Точно, переплзала в нашу сторону. Максик, хоть и рычал, но старался держаться от гадости как можно дальше. Еще пару минут полежав, я перекатилась на левый бок, тяжело оперлась сначала на руки, потом и на колени, и кое-как встала. Ноги, руки, - все тело было тяжелым, неповоротливым, неродным. Но оно слушалось. А это уже прогресс. Шажок за шажком (шатало меня как пьяную) я отползала от опасной лужи. С ней нужно что-то делать, но я никак не могла понять что. Голова была чугуной и пустой, что тот колокол. Даже собственное имя всплывало медлено и урывками. К счастью или нет, делать ничего не пришлось. Очередная волна, словно прыгнула вперед и сожрала так пугающее нас пятно.
Общий вздох облегчения. Еще немного отойдя от линии прибоя, я тяжело опустилась на все тот же горячий песок. Но теперь он казался мне мягким и шелковистым. Макс улегся за моей спиной пушистой подушкой. Он все еще тихонько поскуливал. Стасик теплым комочком подлез мне под руку. Тихонечко перебирать его перышки было так же медитативно, как и молитья с четками.
Душевное тепло моих питомцев и жар полуденного солнца выжигали остатки моего гнева и того нечто, чем я умудрилась отравиться в глубинах Радужного океана. В конце концов мои мозги включились. И только теперь я осознала всю неправильность того моего ужаса и гнева. Мне подобное было не свойственно. И так, сидя на пляже, я стала обдумывать все, что со мной случилось: и сейчас, и за последний год. Я тасовала факты, вопросы, ощущения то так, то эдак, стараясь сложить в единую картину. И, наконец, она стала складываться. Уже и так было понятно, что моя ярость была наведенной. Даже несколько часов в том киселе, что заменяет морскую воду вокруг дворца, смогли отравить меня. Что уж говорить о других обитателях глубин. Но, в то же время, с прискорбием, я должна была отметить логичность и правдивость моих мыслей. Пусть моя реакция и была чересчур преувеличенной, но я имела полное право негодовать и требовать ответа. И стоит уже разобраться с тем, что я там натворила в приступе праведного гнева. Ох, чует моя попа, ждет ее свидание с ремнем Ри... Шучу, шучу. Ри никогда меня и пальцем не тронет, а вот часовую головомойку как пить-дать устроит. Возможно, и новооприобретенные братцы к нему присоединяться. А, может, и опередят его.