И потом, вернувшись в тишину, они продолжали спокойно копать грядки. И писательница принесла из кухни восемнадцать кабачковых семян, лежащих в воде на блюдечке, и столько же разрезанных пластиковых бутылок и надев перчатки села на корточки перед грядкой и с каким-то странным наслаждением, какое, наверное, бывало у чеховских докторов - друзей семьи, берущих сладких дворянских жен, как дачные сочные фрукты, углубляла палец в перчатке в мягкую земляную лунку и кидала туда белое семя и присыпав ямку землей ставила над нею коричневую пластиковую теплицу, издалека напоминающую торчащую из земли бомбу, и когда последняя восемнадцатая бомба была вставлена в землю, писательница вспомнила, что ее проза sosтоит из восемнадцати коротких рассказов, которые так понравились лидеру, и услышала шум машины, остановившейся на дороге у леса. Валерия, как и ее хозяйка, всегда надевала черное. Рядом они походили на странных порочных сектантов, когда неизменно в три часа ночи уезжали из клуба на серебристой тойоте. Валерия увидав писательницу помахала ей рукой, сияя вечной улыбкой, и вошла во двор. Сразу заметив кусты голубой розы у крыльца, она наклонилась над ними и долго вдыхала аромат, тихо трогая бутоны и ожидая, когда писательница отмоет руки от земной глины. Коротко познакомив их с Лучиком, писательница распахнула дверь в каминный зал и посадив Валерию в гобеленовое кресло, включила Луну, и она ожила в полумраке каминного зала, освещая влажный тяжелый воздух перед новым дождем. Писательница легла на ковер у камина, спрятав руки за голову.
У меня болит спина. А у меня болят sosки. Писательница подняла голову и положив ее на ладонь, внимательно посмотрела на звезду лидера. Что тебя привело сюда? Боль в sosках? Да... Я взяла у нее в столе твою рукопись и прочла твои рассказы... И ничего ничего ничего не поняла кроме того, что твоя Муза была такая же красивая, как я. Знаешь... Я плывя по жизни, заметила, что истинная красота форм имеет неизменный атрибут - она пуста. Ты хочешь сказать, что я пуста? Да. Валерия приблизилась, и пальцы ее руки с татуировкой легли на подбородок писательницы и провели по рельефной диагонали. Откуда этот ужасный шрам. Если бы я была мужчиной, я бы отпустила бороду. - И писательница подумала об Анечке. Зачем? Он красивый. Людям всегда нравится то, чего у них нет. Валерия продолжала трогать шрам. Пальцы ее были тонкими и холодными. Она моя первая женщина, если ее вообще можно назвать женщиной... Я не знаю, как себя вести... Мы вместе недавно... Она делает мне больно - кусает мне sosки так, что я закрываю глаза и мне кажется, что она своими острыми зубами разрезает их, как лезвием... Она следит за каждым моим шагом... И я очень жалею, что ушла из модельного бизнеса... Покажи мне, как надо любить женщину, пока я в sosтоянии ее обманывать. И Валерия наклонилась и поцеловала писательницу в губы, на что она отстранилась и сказала: Любить тебя - все равно, что воровито доедать облизанное хозяйкой мясо. Мне не нужны ее объедки... Тебя зовут, как мою безумную художницу, а твою хозяйку - как моего кровного отца, бесследно пропавшего в бухте Евпатории и когда-то жестоко предавшего меня в животе... Мне не нравятся эти параллели... Я верю в магию имен... Ты так молода... Так прекрасна... Что сделали тебе мужчины, если ты живешь с этим бесполым чудовищем? Я думаю, тебе нужно найти хорошего, богатого и очень влюбленного в тебя мачо. Ты родишь ему ребенка и будешь жить с ним долго и счастливо и вспоминать этот бред сумасшедшего лидера, как страшный безумный сон. Валерия убрала пальцы с лица писательницы и села в кресло. Я не получаю от близости с мужчиной никакого удовольствия. Ты хочешь сказать, что тебе нравится, когда у тебя болят sosки? Это еще хуже... И где же выход? Ты с ней из-за ее денег? Да. Девочка... Беги, пока ты молода... Любовь... Любовь - единственное, что имеет значение в этом призрачном мире... И дети... Что же ты одинока и не имеешь детей. Ведь ты одинока, не так ли? И да, и нет. Думаю, я одинока гораздо меньше, чем ты, которая живет в изысканной роскоши с дьяволицей. Наверное, все по-своему одиноки... Человек, как правило, умирает один и рождается тоже один. И тогда почему он не может жить один, ощущая при этом бесконечное единство с миром?... Смотря как к этому относиться... В моей жизни были периоды полного одиночества, потому что я по причине своей какой-то упрямой странности могу полюбить человека только за красоту. А это большая редкость... Ты ошибаешься - у меня есть ребенок в Питере, которого мне не суждено воспитать... У меня есть красивый муж, которого любит Лучик... Отсутствие женщины в моей жизни еще ничего не значит... И если кому-то кажется, что я одинока - мне все равно - я счастлива. Послушай... Она говорит, что ты невозможно талантлива... Но ее ужасно раздражает, что твою прозу читают и хвалят. Она пишет о своих кровавых снах, в которых люди яростно убивают друг друга, трахают трупы и рожают детей от родных братьев. Я читала... У нее абсолютно безумная проза. И самое страшное, что в ней совсем, совсем нет ни капли любви и добра. Зачем писать, если в тебе нет любви, а лишь бессонные кровавые сны, в которых только зло, агрессия и страх, сотканный из собственного малодушия... Когда меня представили ей общие знакомые и я отдала ей свои тексты, она подписывая мне книгу сказала: недавно мне предложили сняться в кино, но сценарий мне показался очень скучным - я снялась бы в фильме, где играла бы террористку, которая взрывает Венецию. Да... Я знаю... Это ее любимая греза. Ты живешь с воплощенным злом. Она - сам дьявол. А мы, получается - ее слуги. Я знаю... Я хочу предупредить тебя, пока не поздно... Она никогда не собиралась помочь тебе издаться... Она сказала мне, что выставит тебя вон в последний день перед зарплатой, чтобы тебе было особенно больно, что ты отработала целый месяц, а тебе не заплатили и выгнали как собаку - без комментариев. Сейчас она просто ждет, когда закончится месяц... Как-то она уже поступила так с одной очень талантливой художницей, обещая устроить ей выставку и дав работу по иллюстрированию журнала, а потом однажды просто не открыла перед ней дверь, и эффект неожиданности сработал настолько сильно, что художница попала в психоневрологическую клинику с тяжелым неврозом. Писательница, потрясенная этим признанием, встала с ковра и сев на колени перед этой странной девочкой, которая отчего-то рискуя своим положением, решила вдруг пожалеть ее сердце - взяла ее руки в свои и поцеловала...