Трижды постучав в дверь, в каминный зал вошел Лучик и сказал, что шашлык готов. И во дворе на веранде у голубой розы они сели за деревянный стол и медитативно ели мясо, вымоченное в кефире по причудливому рецепту Лучика, который во все свои большие глаза разглядывал любовницу лидера и показывая на небо твердил, что скоро, очень скоро пойдет дождь... После писательница проводила Валерию к дороге. Они молча шли мимо леса, как будто засасывающего в свою глубокую черноту, и обе чувствовали, что это время - их время - уходит в вечность и через минуту смоется дождем и потом они долго будут вспоминать предгрозовую странность и какую-то редкую искреннюю человечность этой встречи. У дороги Валерия остановилась и взяв руку писательницы в свою, грустно улыбаясь спросила: Мне хотелось бы иногда приезжать сюда... Часто я не могу. Приезжай... Я пишу здесь роман. О чем? О любви... О том, о чем никогда не пишет твоя нелепая женщина. Да... Я предупредила тебя... Но мы все равно увидимся в клубе? Я больше не выйду на работу... И больше никогда не приду ни в один из ее клубов... Никогда. Как знаешь... А вдруг она передумает? Не верю... Она очень разгневалась моему андеграундному успеху? Да. Очень... К тому же, по-моему, она чувствует, что ты мне очень нравишься... Ты слишком откровенно смотрела на меня в клубе. Вдалеке показалась иномарка. И писательница подумала, что звезда оказалась совсем не глупой. И обязательно смажь свои sosки розовым маслом... И береги их - наверняка они такие же красивые, как твое лицо и тело. Валерия печально улыбнувшись поймала машину и кивнув писательнице уехала в Москву.
Лучик еще копался в предгрозовом огороде, когда писательница вошла в дом и села в гобеленовое кресло... И думала о том, что человеческая низость не знает границ: сначала незабвенная сноха... сношельница... сношенница, как сказал бы Даль, обещает Анечке золотые горы, построенные из чужих берлинских денег, и придравшись к какой-то открытке, которая ничего не значит по сравнению с тем, что у нее один-единственный брат, которого нужно любить таким, каков он есть - ссорится с ним на всю жизнь, как будто используя эту открытку как предлог, оправдывающий свою нечеловеческую жадность. Если жалко - не обещай. Где же оно - давно забытое и потерянное в веках золотое слово русского купца, не нуждающееся ни в каких подкрепляющих его бумажках. О бесчестное, страшное время измен! Время бессмысленного и подлого кидалова... Потом директор ее бывшего клуба заказывает им с веб-дизайнером сайт и вместо того чтобы дать отбой, упрямо и непонятно ждет, когда он будет закончен, чтобы улыбчиво заявить, что он больше не нужен... Потом лидер коварно обещает писательнице помочь издать ее тексты и подло ждет походящего момента, чтобы как можно больнее выгнать ее вон из клуба, не заплатив и тем самым дав понять, что с обещаниями покончено... Многострадальное русское слово... Как же ты обесценилось!