Воскрешение Валерии было неизбежно, и писательница знала это. В одно замечательное летнее подмосковное утро, когда писательница в оборванных джинсах стояла у колодца на даче и смотрела в свое отраженье в ведре с дождевой водой, мобильный пропел неизменную оду «К радости».
Я могу приехать на целый день. Ты хочешь меня видеть? Конечно, я буду ждать тебя... Сегодня я покажу тебе бога... Валерия не поняла, но не стала говорить дальше. Она приехала на машине через час и войдя во двор в черной майке и джинсах, бросилась в объятия писательницы. Я так sosкучилась... - Валерия поцеловала ее в шею и спросила: Какого бога ты хочешь мне показать? Часто ты так интересно шутишь... Я не шучу... Сегодня я покажу тебе бога, но совсем не так, как хотел его увидеть пьяный Мюссе в Венеции, наевшись опиума под проливным дождем в фильме «Дети века», и совсем не так, как показывал его медсестре с факелом бородатый индус на стенах церкви в «Английском пациенте»... Я покажу тебе бога в трех ипостасях... Валерия ничего не понимала. И писательница продолжила: Сколько вообще тебе лет? Я могу только догадываться. Чуть-чуть за двадцать. Самое время увидеть бога. И писательница вспомнила белый столп перед иконой, когда ей было двадцать пять, и скрылась в доме. Через несколько минут она вынесла старую бамбуковую удочку и нырнув под крыльцо достала маленькую баночку. Что это? - Валерия схватила баночку и тут же резко отпрянула. - Фу-у... В баночке между комьев земли копошился красный клубок. Это обыкновенные дождевые черви... Такая же радость для рыбы, как для тебя дорогие вещи, золотые украшения или курица-гриль... Мы идем на озеро ловить карасей... Ты не против? Конечно нет... Здесь есть озеро? Маленькое и очень красивое... У тебя какая обувь? Удобная? Валерия посмотрела вниз на свои смешные кожаные сандалии: Вполне. Через полчаса они пришли на озеро и писательница насадив яростно извивающегося червя на золотой крючок, закрепила яркий поплавок на нужной глубине лесы и закинула удочку. Валерия нашла аккуратный пень и сев на него, внимательно наблюдала за поплавком. Сегодня ты приехала на дачу в третий раз. Ты и раньше так часто посещала маму? Нет. Гораздо реже. Не боишься, что она что-то заподозрит? А если она приедет к маме? И тут мобильный Валерии запел, и она привычно улыбаясь, но слегка испуганно ответила: Да. Да... Я помогаю маме в огороде... Да... Не волнуйся... Конечно в перчатках... Дать маме трубку?.. - Валерия побледнела... - Ее нет... Кажется, в доме или ушла в магазин... Вечером... Да... Буду вечером... Да... Пока... Целую... Валерия прервала связь и как-то злясь добавила: Отслеживает каждый шаг. Попросила дать трубку маме? Да. Ну что ж... Терпи... - и писательница вспомнила, как постоянно рефреном говорила это слово своей душе, когда она жаловалась на свою жизнь с Альбертом.
Клевало дурно. Пару раз потянуло и сорвалось, но писательница упрямо продолжала медитировать на поплавок, присев на корточки и забросив удочку к камышам - и вдруг через секунду клюнуло. У писательницы был богатейший опыт в этом занятии. Когда ей было пять лет, отец (отчим, который воспитывал ее с горшка) впервые взял ее на рыбалку. Она детально помнила, как они сидели на покатой набережной у Яхт-клуба - той самой, на которой писательница в холодную ночь разлуки с художницей потеряла кольцо с бирюзой - они сидели целый день, и отец был в каком-то клеенчатом коричневом берете на резинке, и в больших прозрачных очках в роговой оправе, и в тёмном плаще, и показывал ей маленькой, как забрасывать донку, и бесконечно вытягивал большеротых пятнистых бычков, и потом началась целая буря с градом и ветром, и они под каким-то крыльцом долго пережидали дождь, и когда вернулись домой, мама уже звонила в морг :-) Бычок клевал тупо - просто тянул вниз и топил поплавок, потому что схватив наживку, он тащил ее в свои норы под камни, а плоская белая и желтая рыба - таранка, караси, гибриды, селявка (на севере России она называется уклейка) - хитро тянула в сторону, осторожно поклевывая и укладывая поплавок на воду. Именно так у писательницы и клюнуло. Она в секунду подсекла и вытащила на берег белого, чуть больше женской ладони серебряного карася. Валерия с радостными криками подбежала к нему и наблюдала, как писательница осторожно вынимает из его губы золотой крючок. Карась лежал на руках своего палача и вращал глазами.