Затем вышла она.
Татьяна Сергеевна узнала ее сразу. На Лопухиной была штатская одежда, но сидела она как форма. Она была довольно миловидная, стройная женщина, с подкрашенными волосами и подведенными губами, держалась прямо и строго, порыскала глазами и остановилась на учительнице.
— Это, наверное, вы? — спросила она приятным грудным голосом. — Ну вот… здравствуйте…
— Здравствуйте. Вы знаете, я очень рада наконец с вами познакомиться! — приветливо сказала Карелина фразу, приготовленную в конце третьей минуты.
Произошла неловкая заминка, потому что вокруг толкались, заставляя «их посторониться. Репродуктор кричал: «Ввиду опоздания скорого поезда стоянка сокращается…»
— Давайте пойдем. Милости прошу, — как-то жалко пробормотала Карелина.
Они пошли рядом, исподтишка косясь и изучая друг друга, а внешне приветливо улыбаясь и начав обычную пошлую болтовню о разных пустяках вроде: «Как вам ехалось?», «Не холодно было в вагоне?» — «Да что вы, такая жара, а окон не открывают!»
На стоянке такси не оказалось машин: все уже расхватали. Они стали ждать. Машины изредка приходили, но их перехватывали еще на повороте разные бойкие люди, вроде того, в пыжиковой шапке.
Тогда Татьяна Сергеевна предложила пойти на трамвай. Но там тоже собралась большая толпа, трамвая долго не было. Они увидели машину с зеленым огоньком, побежали, но ее из-под самого носа перехватили. Тем временем трамвай ушел. Стали опять ждать на остановке.
Лопухина между тем рассказывала, что она едет отдыхать на Зеленый мыс под Батуми. Там, рассказывают, уже настоящее лето, купаются. Она замужем. Ее муж — начальник отдела техснабжения. Есть двое детей, и она замучилась домашними заботами. Едва упросила мужа отпустить ее. Пробовали взять домработницу, но она оказалась воровкой, прогнали. Сейчас другая, из деревни, живет за то, что прописали постоянно, — эта старается больше. Девочка в детском садике, а мальчик в четвертом классе, приносит сплошные двойки — вот еще наказание, но это не потому, что он неспособный, а вышло так, что учительница взъелась на него, и теперь хоть переводи в другую школу.
Татьяна Сергеевна выглядывала трамвай, приветливо слушала, а у самой у нее вдруг заболело сердце. Так заболело, что она не могла вздохнуть. Она даже испугалась, что может упасть. Она с трудом выдавила:
— Как вы нашли меня?
— Вы знаете, мне Андрей много рассказывал о вас, о городе, о Землянке. Я подумала: что́, если вы там по-прежнему живете, — и написала в адресный стол. Но это вышла целая комедия. Мне прислали адрес, да не тот, другая Карелина, и даже не Карелина, а Каренина, как у Толстого… Имя, отчество не сходятся. Ну, я пишу обратно…
Татьяна Сергеевна слушала, и с каждой секундой ей становилось все яснее, что эта встреча была совершенно не нужна, лишняя, бессмысленная… Вот до сих нор недоставало последнего штриха, можно было еще надеяться, искать и ждать. И теперь этот штрих сделан — больше ничего не осталось, пустота. Даже официальные письма больше не придут.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Шарлотка испеклась.
Часы за стеной пробили три. Татьяна Сергеевна очнулась и ошеломленно сообразила, что поторопилась с шарлоткой. Есть ее ведь нужно было горячей, прямо из духовки, а к завтрашнему вечеру, к приезду гостьи, шарлотка потеряет абсолютно все свои качества — и их не вернешь, как ни разогревай.
Обычно этого торжественного момента появления шарлотки из духовки Илья Ильич и Андрюша ожидали с нетерпением, с приготовленными ложками, накидывались и съедали в один присест, ничего не оставляя на потом, подскребая подгоревшее на дне.
Можно было пойти завтра в буфет, купить еще яблок, если они там остались, и приготовить другую шарлотку. Но от усталости и бессонницы Татьяне Сергеевне стало наконец все равно.
Ну что ж, если Лопухина каким-то странным образом нашла ее, прислала так уверенно телеграмму, пусть приезжает.
Что ж, пусть.
Поезд пришел без опоздания.
Он почему-то прибыл не с той стороны, с какой ждала его Карелина. Она даже сначала не поняла: тот ли это поезд. Сотрясая перрон, прогрохотал потный, в потеках масла паровоз с красными гигантскими колесами, тяжелыми громадами понеслись вагоны, замелькали номера «1», «2», «3»… Четвертый она не успела разглядеть, все перепутала, ждала не в том конце перрона. Она бросилась бежать вдоль еще не остановившегося поезда, но, конечно, не успела добежать и до середины, как вагоны с шипением и лязгом остановились. Вклинился и сбивал со счета вагон-ресторан, ей показались вечностью те секунды, что она бежала мимо него.