С е м п р о н и о. Помолчим; мы пришли, а у стен есть уши.
С е л е с т и н а. Постучи.
С е м п р о н и о (стучит).
К а л и с т о. Пармено!
П а р м е н о. Сеньор!
К а л и с т о. Не слышишь? Оглох, проклятый?
П а р м е н о. Что, сеньор?
К а л и с т о. Стучат в дверь; беги!
П а р м е н о. Кто тут?
С е м п р о н и о. Отвори мне и этой сеньоре.
П а р м е н о. Сеньор, там Семпронио дубасит в дверь, а с ним старая размалеванная шлюха.
К а л и с т о. Молчи, молчи, негодяй! Это моя тетка. Беги скорей, отворяй! Как говорится— из огня да в полымя. Скажи я Пармено всю правду, он бы сдержался из любви ко мне, из верности или из страха, а так я впал в немилость у той, чья власть над моей жизнью не меньше божеской.
П а р м е н о. О чем, сеньор, ты убиваешься? На что сетуешь? Ты думаешь, что слово, которым я ее назвал, показалось ей бранью? Вовсе нет! Она гордится, услышав его, как ты, когда говорят: «Что за искусный наездник этот Калисто!» И к тому же только так ее и зовут и величают. Пусть идет она среди сотни женщин, чуть кто скажет: «Старая шлюха!» — она тотчас же без всякого стыда обернется и весело откликнется. На пирушках, на свадьбах, на монашеских сборищах, на похоронах, где только люди ни сойдутся, — она тут как тут. Подойдет к собаке — та пролает знакомое словцо, к птицам приблизится — и у них та же песня, к отаре овец — блеяние тотчас возвестит о ней, к мулу—и тот проревет: «Старая шлюха!» А лягушки на болоте только одно и квакают. Придет в кузницу — молот простучит то же самое. Всякое орудие любого ремесленника— столяра, оружейника, кузнеца, медника или шерстобита — повторяет ее имя. Его распевают плотники, прочесывают чесальщики и ткут ткачи. Земледельцы в огородах и на пашнях, в виноградниках и на нивах делят с нею повседневный труд. Игрок проиграется — как тут не помянуть ее? Где бы она ни была, все, что только может звучать, произносит это слово. Не сладко, верно, жилось ее муженьку! Да что тут говорить! Стоит только камню удариться о камень, и то сразу раздается: «Старая шлюха!»
К а л и с т о. А ты откуда все это знаешь? Как ты с ней познакомился?
П а р м е н о. Сейчас скажу. Много лет тому назад моя мать — женщина бедная — жила по соседству с ней и по просьбе Селестины отдала меня старухе в услужение; Селестина-то, правда, меня в лицо не знает, оттого что работал я у нее недолго и изменился с годами.
К а л и с т о. А что ты у нее делал?
П а р м е н о. Я, сеньор, ходил на рынок, носил припасы и сопровождал ее, помогая во всем, на что хватало силенок. Но за недолгое время моей службы юная память впитала все, что и с годами не забылось. Жила эта добрая женщина на окраине города, как раз возле дубилен, на берегу реки, в одиноком полуразвалившемся домишке; обстановка там была скудная, а достатку и того меньше. Знала она толк в шести ремеслах: была рукодельницей, мастерицей готовить духи да притирания и восстанавливать девственность, сводней и малость колдуньей. Первое ремесло прикрывало все остальные, и под этим-то предлогом и приходили к ней на дом девушки-служанки, чтобы отдать в работу себя самих, а также сорочки, воротнички и разные разности. Ни одна не являлась без окорока, пшеницы, муки или кувшина с вином и прочей снеди, какую только можно было стащить у хозяек. А заодно там прятали кое-что и посущественнее. Водила Селестина знакомство со студентами, экономами и церковными служками. Им продавала старуха невинную кровь бедняжек, которые по легкомыслию шли на такие сделки в расчете на обещанное обновление. Заходила она в своих делах и подальше: через служанок вступала в переговоры с самыми что ни на есть затворницами, пока ей не удавалось добиться своей цели. И всегда выбирала пристойное время — на святой неделе, во время ночных процессий, рождественской службы, заутрени и других таинств. Нередко видел я этих святош, когда они, крадучись, заходили к ней в дом. А за ними вслед мужчины, босые, с сокрушенным видом, закутавшись в плащ и расстегнув штаны, шли туда каяться в грехах. Ну и сделки она устраивала, подумать только! Лечила детей; в одних домах забирала шерсть, а в другие отдавала ее прясть, — и всюду поспевала. Одни: «Матушка, сюда!» Другие: «Матушка, к нам! Гляди-ка, старуха идет! Заходи, хозяюшка!» И все ее отлично знали. За всеми трудами не было случая, чтобы она пропустила обедню или вечерню или забыла навестить монастыри — мужские и женские. Там уж она знала, кому служить молебен и с кем договориться. Дома старуха изготовляла духи, стряпала пахучие смолы, росный ладан, амбру, восточную камедь, мускус, благовонные порошки и душистые смеси. Был у нее чулан, полный перегонных сосудов, колбочек, кадушечек — глиняных, стеклянных, медных и оловянных, самого различного вида. Делала она сулему, варила серебристые мази и различные жидкости, чтобы наващивать, разглаживать, смазывать, подчищать, подсветлять и подбеливать. Кроме того, готовила жидкие смеси для лица из растертого корня златоцвета, из коры пузырника, из змеевника, желчи, сусла и кислого винограда, подслащивая их и перегоняя. Грубую кожу смягчала лимонным соком, болотным молочаем, мозгами лани и цапли и разными другими снадобьями. Получала душистую воду из лепестков роз, цветов апельсинового дерева, жасмина, клевера, жимолости и полевой гвоздики, растирая их вместе с мускусом в вине. Чтобы красить волосы в золотистый цвет, имелись у нее составы из виноградной лозы, падуба, ржи и конской мяты, смешанные с селитрой, квасцами и тысячелистником. Каких только мазей и жиров там не было! И не перечислить! Жир коровий и медвежий, лошадиный и верблюжий, змеиный, кроличий и китовый, жир цапли и выпи, оленя и дикой кошки, барсука и белки, ежа и выдры. А сколько корней и разных трав — из тех, что применяют при купанье, — висело у нее под потолком, просто чудо! Ромашка и розмарин, мальва, кишнец, царский венчик, цветы бузины и горчица, лаванда, лавр и лекарственные травки, дикий цвет и клещевина, золотой клюв и цветной листок. Не поверишь, какие притирания для лица она подбирала: из смолы и жасмина, из лимона, плодовых косточек, фиалок, росного ладана, фисташек, кедровых шишек, зернышек спорыньи, грудной ягоды, волчьих бобов, вики и житника. Хранила она в скляночке немного бальзама от зуда в носу. Что же касается девственниц, то для одних она пользовалась пластырем, а для других— иглой. В столе был спрятан расписной ларчик, в котором она хранила тонкие скорняжные иголочки, вощеные шелковые нитки с прикрепленным к ним красным волокном, целебный лук и чертополох. При помощи всего этого она творила чудеса; когда прибыл сюда французский посланник, она трижды выдала ему свою служанку за девственницу!