М е л и б е я. Проси, чего хочешь для кого угодно.
С е л е с т и н а. Прелестная и знатная девица! Твои ласковые речи и приветливое лицо, а также щедрость к бедной старухе дают мне смелость сказать тебе все. Оставила я одного больного при смерти, и он верит, что одно лишь слово из твоих благородных уст, которое я спрячу в сердце своем и отнесу ему, сразу исцелит его, — так благоговеет он перед твоей красотой.
М е л и б е я. Я не пойму тебя, тетушка, если не разъяснишь своих слов. С одной стороны, ты меня сердишь и вызываешь досаду, с другой — принуждаешь к состраданию. Я не могу ответить тебе как должно, ибо речь твоя малопонятна. Какое счастье, если одного слова моего достаточно, чтобы спасти христианина! Ибо творящий благодеяние уподобляется богу, и кто дарит, тот и получает, если дарит он человеку достойному. А кроме того, говорят: кто в силах исцелить страждущего и не делает этого, подобен убийце. Поэтому да не остановят тебя в твоей просьбе ни стыд, ни страх
С е л е с т и н а. Страх покинул меня, сеньора, от созерцания твоей красоты. Не верится, чтобы понапрасну дал господь одним черты более совершенные, нежели другим, и одарил их большей прелестью и красотой; нет, он это делает, чтобы стали они, как ты, хранилищем добродетелей, милосердия и сострадания, исполнителями его милостей и щедрот. Все мы, люди, рождены, чтобы умереть, но не может называться рожденным на свет, кто родился для себя одного, ибо тогда он был бы подобен грубому животному; хоть и среди них есть существа кроткие, например единорог, который смиряется перед любою девушкой. Самая лютая и свирепая собака не причинит зла, если броситься перед ней на землю: она сжалится. А птицы? Что бы ни клевал петух, он созовет кур и поделится с ними. Пеликан раздирает себе грудь, чтобы напитать детенышей своими внутренностями. Молодые аисты кормят в гнезде старых, как те кормили их, когда они были птенцами. Если такой добротой природа наделила животных и птиц, зачем же нам, людям, быть более жестокими? Почему не принести в дар ближнему себя и свою благосклонность? А особенно если ближний охвачен тайным недугом, причина которого кроется там же, где и лекарство.
М е л и б е я. Бога ради, не медли. Скажи мне, кто же так обезумел от боли, что решил, будто болезнь и лекарство имеют общий источник?
С е л е с т и н а. Тебе, сеньора, верно, знаком юный кабальеро, чистокровный дворянин по имени Калисто.
М е л и б е я. Так, так, так! Довольно, тетушка, не продолжай. Так вот больной, для которого тебе понадобилось столько вступлений к твоей просьбе! Ради него ты пришла сюда искать смерти? Ради него решилась на столь пагубное дело, бородатая бесстыдница? Что случилось с этим беспутным, что ты явилась сюда в подобном волнении? Сумасбродство — вот его болезнь. Что ты на это скажешь? Что сталось бы со мной, не догадайся я, кто этот безумец? С какими словами ты ко мне подбиралась? Не зря говорится, что самое вредное у дурного человека — мужчины или женщины — это язык. Чтоб тебе сгореть, коварная сводня, ведьма, враг честных людей, зачинщица тайных преступлений! Иисусе, Иисусе! Уведи ее прочь, Лукресия, не то я умру, у меня вся кровь кипит! Поделом мне, поделом и худшая беда тому, кто слушает таких, как она. Право, когда бы я не дорожила своей честью и решилась огласить дерзость этого наглеца, уж я бы постаралась, чтобы и твоим разговорам, злодейка, и жизни пришел конец!
С е л е с т и н а (в сторону). Не в добрый час я сюда явилась, если не поможет мое заклятие! Да ладно! Я знаю, с кем имею дело. Сюда, брат, не то все пропало!
М е л и б е я. Не смей бормотать, не то я совсем разозлюсь и накажу тебя вдвое! Ты собиралась убить мою честь, чтоб даровать жизнь помешанному? Ввергнуть меня в пучину горя, чтобы порадовать сумасброда, а самой получить прибыль от моего позора, награду за мой грех? Погубить и разрушить семью и доброе имя моего отца, чтобы на этом нажить себе славу, проклятая старуха? Ты думаешь, я не заметила твоих подходов, не догадалась о твоем гнусном поручении? Но клянусь, что в благодарность я помешаю тебе далее гневить бога и положу конец дням твоим. Отвечай, обманщица, как ты на это решилась?
С е л е с т и н а. Страх, сеньора, мешает мне оправдаться. Невиновность моя придает мне мужество, а твой разгневанный вид смущает; и всего более я печалюсь и кручинюсь о том, что терплю обиду без всякого повода. Бога ради, сеньора, дай мне сказать, и тогда ты не станешь его винить, а меня осуждать! И увидишь, что это не бесчестные происки, а дело, угодное богу, оно исцелит больного и не повредит доброй славе врача. Кабы я знала, сеньора, что ты так легко меня заподозришь, я бы не посмела заговорить с тобой о Калисто или о любом другом кабальеро, хотя бы ты мне это и разрешила.