П а р м е н о. Матушка, сознаюсь, я дважды был неправ по отношению к тебе, но ты прости меня за прошлое и приказывай на будущее. А с Семпронио мне, право, невозможно дружить: он малый взбалмошный, я же нетерпелив, — помири-ка таких друзей!
С е л е с т и н а. Но раньше ты не был таким.
П а р м е н о. Ей-богу, чем старше я становлюсь, тем быстрее покидает меня былое терпение. Я уж не прежний, и пример Семпронио вряд ли будет мне полезен.
С е л е с т и н а. Верный друг в неверной судьбе познается, в невзгодах проверяется. Тогда он становится ближе и еще охотнее посещает дом, лишенный благополучия. Что сказать тебе, сынок, о достоинствах хорошего друга? Нет ничего более ценного и более редкого: он поможет снести любое бремя. Семпронио во всем равен тебе. Подобие нравов и сходство сердец лучше всего поддерживает дружбу. Не забывай, сынок, все твое имущество хранится у меня; сумеешь его приумножить — тем лучше, а досталось оно тебе готовеньким. Да покоится с миром отец твой, не напрасно он трудился. Но получишь ты все это, когда остепенишься и достигнешь зрелости.
П а р м е н о. Что значит «остепениться», тетушка?
С е л е с т и н а. Жить ради себя, сынок, то есть не мыкаться по чужим домам; а этого тебе не избежать, пока не научишься извлекать выгоду из службы. Ведь я из жалости, видя тебя оборванным, попросила сегодня, как ты заметил, плащ у Калисто. Не плащ мне понадобился, а захотелось раздобыть тебе платье, раз в дом придет портной. Стало быть, я для тебя старалась, а не для себя, как ты говорил, — я ведь слышала; а если ты станешь ждать награды от таких повес, как твой хозяин, — в узелочке унесешь все, что за десять лет выручишь. Пользуйся своей молодостью, хорошим днем, хорошей ночью, хорошей едой да выпивкой. Не упускай того, что подвернется, а что упало, то пропало! Не оплакивай добра, полученного твоим хозяином в наследство: оно тебе на этом свете достанется, а большего на наш век и не надо! О сын мой Пармено! Я и впрямь могу назвать тебя сыном, так долго я тебя воспитывала. Прими мой совет, я от всей души хочу видеть тебя в почете. Вот счастье-то будет, если ты поладишь с Семпронио; вы станете друзьями, братьями во всем и будете заходить в бедный мой домишко повеселиться, меня повидать и с девочками позабавиться.
П а р м е н о. С девочками, матушка?
С е л е с т и н а. Да, говорю, с девочками! Что до старух, я и собой-то сыта по горло. У Семпронио там завелась уже одна, хоть он этого меньше заслужил, чем ты, и я его не так люблю. Эго я тебе говорю как истинный друг.
П а р м е н о. А что, если ты ошиблась во мне, сеньора?
С е л е с т и н а. А хоть бы и так, горевать не стану; я пожалела тебя в угоду господу богу, видя, как ты одинок на чужбине, и помня, кто мне поручил заботу о тебе. Вот станешь мужчиной, будешь лучше и вернее разбираться в людях и скажешь: старая Селестина давала мне хорошие советы.
П а р м е н о. Я и теперь так думаю, хоть я и мальчишка. А сегодняшние мои разговоры вызваны не твоими поступками, а тем, что я давал хозяину дельные советы, а он худо меня отблагодарил. Но отныне возьмемся за него. Ты поступай по-своему, а я буду молчать. Я уже однажды споткнулся, не поверив тебе.
С е л е с т и н а. И не раз еще споткнешься и упадешь, коли не послушаешься моих советов: их дает тебе истинный друг.
П а р м е н о. Теперь я вижу, что не зря пропало время, когда я ребенком прислуживал тебе; теперь мои услуги принесли плоды. Я помолюсь богу о моем отце, оставившем мне подобную покровительницу, и о моей матери, препоручившей меня такой женщине.
С е л е с т и н а. Не поминай о ней, сынок, бога ради, слезы вот-вот брызнут. Разве была у меня в этом мире другая такая подруга? Такая спутница, такая помощница в труде и заботах? Кто покрывал мои оплошности? Кто знал мои тайны, кому открывала я душу, кто был моим благом и утешением, если не она, твоя мать, сестра моя и кума? До чего ж она была приветливой. А какой бойкой, честной, мужественной! Без страха и тревоги шагала ока в полночь с кладбища на кладбище, будто днем, в поисках всего, что требуется для нашего ремесла. Не пропускала она никаких похорон, ни христианских, ни мусульманских, ни еврейских; днем высматривала могилы, а ночью раскапывала. Самая темная ночь была ей нипочем, все равно что для тебя день; она говорила, что ночь — плащ преступника. Да как она была ловка к тому же! Я тебе сейчас кое-что расскажу, — знай, какой матери ты лишился; правда, об этом лучше бы помолчать, — да тебя-то я не боюсь. Семь зубов вырвала она щипчиками для бровей у одного повешенного[39], пока я с него стаскивала башмаки. А входить в магический круг она умела лучше, чем я, и с большей отвагой, хоть и у меня слава была громкая, не то что теперь, когда за свои грехи я с ее смертью все перезабыла. Сами черти ее боялись, куда уж дальше! Они так и трепетали от страха, когда она кричала на них. Знали они ее, как тебя дома знают. Опрометью мчались, спеша на зов. Ей-то уж ни один черт не смел солгать, так она всех вышколила. С тех пор как я ее потеряла, никогда уж не слышу от них правды.
39
«Семь зубов вырвала она... у одного повешенного...» — Зубам повешенных приписывались целебные свойства.