Грусть повержена, а счастье Все сильнее,
Раз добился ты участья Мелибеи.
Т р и с т а н. Сеньор, никого из слуг нет дома.
К а л и с т о. Отвори окна, посмотри, который час.
Т р и с т а н. Уже давно рассвело, сеньор.
К а л и с т о. Тогда закрой окно и дай мне поспать до обеда.
Т р и с т а н. Выйду-ка я к дверям, пусть хозяин поспит спокойно; а если придут, я не впущу. Но что за крики на рыночной площади? Что там? Видно, казнят кого-то или же затеяли бой быков с утра пораньше. Не пойму, что значат эти крики. Да вот идет оттуда конюх Сосий. Он мне расскажет, в чем дело. Ну и растрепа, деревенщина! Должно быть, валялся в какой-нибудь таверне. Пронюхает хозяин, так велит ему дать две тысячи палок. Авось болван от наказания поумнеет. Похоже, он плачет. Что случилось, Сосий? Почему ты плачешь? Откуда ты?
С о с и й. Ох, я горемычный! Какая утрата! Бесчестье для моего хозяина! О, какой несчастный день! Ох, бедные парни!
Т р и с т а н. Что с тобою? О ком ты так убиваешься? Что за горе? Какая беда?
С о с и й. Семпронио и Пармено...
Т р и с т а н. Где Семпронио и Пармено? Что с ними приключилось? Да объясни, не пугай меня.
С о с н й. Наши товарищи, наши братья...
Т р и с т а н. Ты либо пьян, либо с ума сошел, либо принес дурные вести. Объяснишь наконец, что стряслось с парнями?
С о с и й. Их казнили на площади.
Т р и с т а н. Не может быть! Какая страшная беда! Ты их видел? Говорил с ними?
С о с и й. Они были в беспамятстве. Но один из них заметил, что я смотрю на него и плачу, тогда он с трудом поднял на меня глаза и воздел руки к небу, будто славил бога и будто спрашивал меня, что я чувствую, глядя, как он умирает. И в знак скорбного прощания он склонил голову, весь в слезах, давая мне понять, что уж не увидится со мною до страшного суда.
Т р и с т а н. Ты не так понял: он, верно, хотел спросить тебя, здесь ли Калисто. Ну, раз ты сам все видел, идем-ка скорее сообщим хозяину печальную новость.
С о е и й. Сеньор, сеньор!
К а л и с т о. Что такое, олухи? Я ведь наказывал не будить меня!
С о е и й. Проснись, вставай, мы погибли, если ты не заступишься. Семпронио и Пармено обезглавлены на площади как злодеи, и глашатай оповестил народ о их преступлении.
К а л и с т о. О боже! Что ты говоришь! Не знаю, верить ли такой нежданной и скорбной вести! Видел ты их?
С о с и й. Видел.
К а л и с т о. Берегись, думай, что говоришь; ночью они были дома.
С о с и й. А рано утром погибли.
К а л и с т о. О верные слуги! Преданные мои наперсники и советчики! Ужели это правда? О Калисто, какой позор! Теперь ты обесчещен на всю жизнь! Что станет с тобою после смерти таких слуг? Скажи мне, бога ради, Сосий, в чем причина? О чем говорил глашатай? Где их схватили? Какой суд вынес приговор?
С о с и й. Сеньор, жестокий палач кричал на площади: «Насильники и убийцы осуждены правосудием!»
Кал исто. Кого же они убили? Прошло всего несколько часов, как мы расстались. Как имя убитого?
С о с и й. Сеньор, ее зовут Селестина.
Кал исто. Что ты говоришь?
С о с и й. То, что слышишь.
К а л и с т о. Лучше убей меня, умоляю. Ты не знаешь, ты далее не представляешь, что будет, если умерла Селестина, старуха со шрамом на лице.
С о с и й. Она, она. Я сам видел ее труп; на нем не меньше тридцати ран. Она лежала дома, и служанка ее оплакивала.
К а л и с т о. О, несчастные юноши, что же было с ними? Видели они тебя? Говорили с тобой?
С о с и й. Ох, сеньор, кабы ты их видел, сердце твое разорвалось бы на части: у одного весь череп раскроен и сам он без сознания; у другого руки переломаны и все лицо в синяках; оба в крови. Они выпрыгнули из окна, удирали от альгвасила. Так им, полумертвым, и отрубили головы; думаю, они ничего и не почувствовали.
К а л и с т о. Но зато чувствует моя честь. Лучше бы мне быть на их месте и лишиться жизни! Теперь я лишен и чести и надежды завершить начатое, — и это для меня горше всего. О несчастное мое имя и моя добрая слава, в какой вы опасности, переходя из уст в уста! О мои сокровенные тайны! Теперь вас разгласят на площадях и на рынках! Что станется со мной? Куда мне деться? Пойти туда? Мертвым я не смогу помочь. Остаться здесь? Сойду за труса. На что решиться? Скажи мне, Сосий, за что они убили старуху?
С о с и й. Сеньор, ее служанка оплакивала и вопила во весь голос — дескать, все случилось оттого, что старуха не захотела поделиться с ними золотой цепью, которую ты ей дал.
К а л и с т о. О, день скорби! О, жестокое горе! Мое имущество пойдет из рук в руки, и имя мое — из уст в уста! Станет известно, о чем я беседовал с Селестиной и слугами, что они обо мне знали, за какое дело взялись. Я не посмею показаться на людях. О, злосчастные юноши, попасть в такую беду! О мое счастье, как стремительно ты исчезаешь! Есть старая поговорка: чем выше поднимешься, тем больнее падать. Все, чего достиг я в эту ночь, все теперь потерял. Затишье на море бывает редко. Лишь тогда я мог бы счесть себя счастливым, когда бы счастье мое сдержало бурные вихри моей гибели. О судьба, сколь яростно нападаешь ты на меня отовсюду! Но как ни преследуй ты меня, как ни терзай, я все ж снесу свои невзгоды спокойно. Ведь в этом отличие мужественного сердца от слабого. Нет лучшей пробы, чтоб узнать, есть ли в человеке сила и доблесть. И пусть обрушатся на меня еще большие горести и беды, я исполню повеление той, в ком причина всего происшедшего; блаженство — цель моих стремлений — волнует меня сильнее, чем смерть погибших. Они были дерзки и отважны и рано или поздно поплатились бы за это. Старуха была зла и лжива, видно она вошла с ними в сделку и они перессорились из-за чужого добра. Божественный промысел судил ей такой конец в наказание за все ее измены и козни. Я дам оружие Тристану и Сосию, пусть сопровождают меня по долгожданному пути, они понесут лестницу — ведь стены там высоки. Завтра я покажусь людям, если смогу отомстить за погибших, а если нет — пущу слух о моем отъезде, чтобы снять с себя вину, либо прикинусь безумным и тогда с еще большим восторгом вкушу сладость любви, подобно великому мореходцу Улиссу[53], который таким образом хотел избежать битвы под Троей и насладиться счастьем с женой своей Пенелопой.
53
Улисс (Одиссей), по сказаниям о Троянской войне, желая уклониться от участия в походе на Трою, прикинулся безумным, но был изобличен.