Европейский резонанс традиций плутовского романа и испанского театра, ведущих свое происхождение от драмы Рохаса, говорит о значении «Трагикомедии о Калисто и Мелибее», выходящем далеко за пределы испанской литературы.
Е. Лысенко
Автор своему другу
Человеку, находящемуся вдали от родной земли, свойственно размышлять о нуждах и недостатках покинутого им края, с тем чтобы помочь соотечественникам в благодарность за их доброе к нему отношение; так и я почувствовал, что обязан предаться подобным размышлениям, дабы отплатить за все милости, коими вы столь щедро меня одарили. И нередко, уединившись в своей комнате, склонив голову на руку, устремив свои чувства вдогонку за птицей-разумом, возвращался я к мысли об этой книге, столь необходимой для наших влюбленных юношей, и особливо для вас; недаром довелось мне видеть, как вы, став добычей юношеской любви, жестоко пострадали, не имея доспехов для защиты от пожиравшего вас пламени. Но не миланские оружейники ковали доспехи, обретенные мною на этих страницах, а создал их светлый ум мудрых кастильских мужей.
Восхищенный изяществом и тонкостью мастерства, прочностью и блеском металла, приемами обработки, изысканностью слога, невиданной и неслыханной доселе в нашей испанской речи, перечитал я это произведение три или четыре раза; и чем больше я его читал, тем больше хотелось мне его перечитывать, тем больше черпал я в нем и приятного и поучительного. Я увидел, что оно не только пленяет своим повествованием или общим замыслом, но что на одних страницах пробиваются сладостные роднички философских рассуждений, а на других встречаются забавные шутки, советы и предостережения против льстецов, дурных слуг и лживых женщин-колдуний.
Увидел я также, что под ним отсутствует подпись автора, имя которого, по мнению одних — Хуан де Мена,[3] а по словам других — Родриго Кота.[4] Но кем бы он ни был, он достоин вечной памяти за искусную выдумку, за обилие мудрых мыслей, вкрапленных в книгу под видом прибауток. То был великий философ! И если он утаил свое имя из страха перед хулителями и злоязычниками, которые бранят чужое, не создав ничего своего, я прошу не винить меня за то, что и я также не поставил своего имени под убогим окончанием, добавленным мною.
К тому же книга эта, при всем ее остроумии, чужда моим занятиям, ибо я изучаю право; те, кому это станет известно, скажут, пожалуй, что писал я ее не на досуге от главных моих трудов, которые, по правде говоря, я ставлю гораздо выше, а увлекся этим новым делом, забросив учение. Пусть их догадки и неверны, я заслужил это своей дерзостью. Они подумают также, что я потратил на окончание этой книги не две недели вакаций, когда товарищи мои разъехались по родным краям, а гораздо больше времени и с меньшим удовольствием. В свое оправдание я предлагаю вам и всем, кто будет читать это произведение, следующие стихи. А дабы вы знали, где вступает моя неуклюжая речь, решил я все сочиненное первым автором соединить в одно действие или сцену до того места, где говорится «Братцы мои...» и т. д.
Автор извиняется в своих заблуждениях, сам себе возражает и приводит сравнения[5]
Безмолвие сокрыть всегда готово Аляповатость мысли, грубость фраз,
3
Хуан де Мена (1411—1456) — известный испанский поэт, автор аллегорической поэмы «Лабиринт Фортуны», написанной в подражание «Божественной Комедии» Данте.
4
Родриго Кота де Магуаке — испанский поэт второй половины XV в., автор «Диалога между Амуром и стариком» (ок. 1490 г.).