Наконец, уже в 1980 году, Киевский обком партии по запросу Центрального Комитета КПСС, куда мне пришлось обратиться с докладной запиской, официально сообщил, что осенью 1941 года «был организован подпольный госпиталь, где оказывалась всесторонняя помощь раненым в трудных условиях фашистской оккупации». Так в конце концов была восстановлена истина, и это дало возможность беспрепятственно заняться сбором материалов для книги «Село милосердия».
В художественно-документальном произведении автор вправе домысливать ситуации и детали в соответствии с правдой характеров создаваемых им образов, даже вводить вымышленные персонажи, давая их во взаимодействии с реально существующими лицами. Таковы законы жанра, хотя он вовсе не исключает, если так можно выразиться, чистой документалистики. Именно таким путем — путем строгого соответствия историческим фактам — я и пошел.
В книге нет выдуманных героев. В этом просто не было нужды. Живые люди оказались настолько яркими и сильными личностями, что не нуждались ни в каком приукрашивании. Я постарался вывести их такими, какие они есть или были, с достоинствами и недостатками. Я посмотрел на своих героев со стороны, стараясь понять душу каждого. И тут очень помогли сами события, полные трагизма и героики, они побуждали людей действовать с полной отдачей, обнажили их самые потаенные мысли и стремления.
Мне удалось разыскать и связаться со многими участниками описанных выше событий, и я постараюсь коротко об этом рассказать.
Поповьянц и Бумагина после ухода из Кулакова долго блуждали по территории, захваченной фашистами. К концу осени сорок первого года немцы продвинулись далеко на восток, подошли к Москве, откуда их вскоре погнали. Но от Киева до линии фронта было много сотен километров. Даже просто пересечь такие расстояния пешком — труднейшая задача, а если на каждом шагу еще подстерегает опасность…
Останавливаясь в глухих селах, Поповьянц и Бумагина — они сами рассказывали мне об этом — предлагали помощь в лечении больным крестьянам и раненым красноармейцам, выходившим поодиночке или небольшими группами из окружения. За это люди кормили медиков, отогревали, снабжали на дорогу продуктами. Много раз молодые люди рисковали жизнью, прежде чем сумели наконец перейти линию фронта в районе Пятихаток. После соответствующих проверок оба вернулись в действующую армию. Как мужа и жену их направили работать вместе в один из ближайших госпиталей.
Вскоре у Сары родился сын. Накануне этого события Поповьянц отвез жену к ее родителям в город Горький, а сам вернулся в часть. Ему присвоили офицерское звание, и военный хирург Рафаэль Поповьянц прошел по дорогам войны до самой Победы.
Переписка между двумя очень близкими и дорогими друг другу людьми шла поначалу активно. «Добрый день, дорогие Ксаничка (так нежно называл Поповьянц любимую) и Арик (сын)!.. Последнее письмо меня так обрадовало… Пиши подробнее о нашей крошке… Научи Арика так, что когда я приеду, он мне покажет на фотографии своего папку…» Потом письма и посылки стали приходить все реже. И наконец их ручеек иссяк. Трудно сейчас судить, кто из двоих не сдержал слова, но, с моей точки зрения, в разрыве всегда виноват мужчина… Каждый пошел дальше по жизни своим путем. Извилисты и неисповедимы фронтовые дороги, когда смерть идет с тобой в обнимку, — знаю это по собственному опыту.
Тридцать с лишним лет носил Поповьянц погоны и, лишь выслужив все армейские сроки, в звании полковника уволился в запас. Рафаэль Степанович — хирург высшей категории, заслуженный врач РСФСР, живет в Хабаровске. Несколько раз мы с ним встречались, и я узнал массу подробностей о Кучаковском госпитале и о самом хирурге. Через всю жизнь пронес Поповьянц ту человечность, неистребимую любовь к людям и высочайшую профессиональную смелость, что отличали его, еще совсем молодого, в годы тяжелых военных испытаний. Об этом, пожалуй, лучше всего свидетельствуют письма, полученные мною после выступления по Всесоюзному радио с рассказом о Кучаковском госпитале. Вот что, например, написал из Горького полковник в отставке М. И. Жигалов. «Рафаэль Степанович сделал все возможное, чтобы вырвать меня из лап смерти. После выздоровления врачи сказали, что в моем состоянии остается в живых один из тысячи… Хирург высшей категории и человек большой, доброй души — таким остался для меня Рафаэль Степанович на всю жизнь. Его работа и после войны стала продолжением подвига».