Подбежали Саша Голованов, Дмитрий Вершинин, неторопливо подошел Константин Зюзин. Таран попятился.
— На спички, поджигай солому, — приказал Евдоким Турков Якову. Тот нерешительно взял спички, держал их в руках, не зная, что делать.
— Только попробуй, Яков, — пригрозил Дмитрий Вершинин.
— Жги, тебе говорят! — повторил отец.
— Смотри не обожгись! — Аня Пегова ловко выхватила из рук Якова спички, отскочила прочь.
— Мужики, неужто позволим? Да неужто не дадим по шеям этим соплякам, чтоб знали свое место! — науськивал Евдоким Турков.
У Валентины пробежал по спине колючий холодок. Она понимала — может вспыхнуть драка. Вон Таран, задиристо поблескивая красноватыми глазами, что-то шепчет соседу, угрюмому дюжему трактористу. Да и ребята сгрудились, готовые постоять за себя. Дмитрий Вершинин натянул кожаные перчатки, Федор Быстров смотрел исподлобья, опершись на лом. Широко расставив ноги, невозмутимо стоял Константин Зюзин, всем своим видом как бы говоря: пусть кто попробует тронуть.
Вмешался Кузьма Фокич Раков.
— Ко мне, ребята, — по-командирски распорядился он.
Ученики неохотно окружили Ракова.
— Вот что, идите все по домам, а мы тут сами ваше дело докончим, — сказал Кузьма Фокич, уверенный, что его послушают.
— Нет, мы не уйдем, — за всех ответила Валентина.
Евдоким Турков сплюнул.
— Ваше-то какое дело до всего этого? Вам-то какая корысть? — с удивлением и злобой спрашивал он.
— У нас до всего есть дело! Не одним днем живем! — ответила Аня Пегова.
— Ох и не знаю, как довезти рыбку домой, — улыбаясь, говорил пожилой колхозник. — Придется уходить несолоно хлебавши. Не станешь же драться с ними. — Колхозник поплелся домой, волоча пустые санки.
— А вообще-то правильно ребята задумали, зачем зря губить рыбу, наша она вся, в Америку не уплывет, — сказал Щукин и сам стал долбить прорубь. Во все стороны летела сверкающая на солнце ледяная крошка.
Таран постоял немного, ругнулся, махнул рукой и тоже потащил назад пустые санки. Только самый жадный Евдоким Турков, еще не веря в поражение, ругался, грозил. На эти угрозы никто уже не обращал внимания.
— Пошли, нечего глазеть! — приказал он своим домочадцам.
Яков не тронулся с места.
— Ты чего торчишь? Аль примерз! — крикнул на него отец.
— Я с ними останусь, — тихо сказал Яков.
— Что-о-о? Да я тебя за это… — наступал разъяренный родитель.
Между отцом и сыном встала мать.
— Не позорь, отец, и так от стыда глаза болят, — сказала она мужу.
Бросив пешню, мешки, санки, Евдоким Турков подался в Михайловку. Он шел, проваливаясь в снег, и не оглядывался.
«Яков остался, остался, — удовлетворенно повторяла Валентина. — Только ради этого стоило приходить на озеро и долбить толстый крепкий лед». — Она видела, как подошел к Якову Туркову Быстров, подхватил его под руку, отвел в сторонку, начертил валенком квадрат на снегу.
— Здесь долби, Яков.
— Нехорошо, Валентина Петровна, скверно получилось, — упрекал Раков. — Ученики проявили неуважение к старшим, и вы подбили их на это.
Валентина промолчала.
Перед вечером ребята возвращались домой. Они были возбужденно-веселы: пели, валялись в снегу, дурачились.
— Я думаю, что сейчас в озере самый почтенный и самый влиятельный Лещ проводит рыбий митинг и нас благодарит за благородный поступок, — балагурил Федор Быстров. — Я думаю, что весной Лещ подбросит нам на удочки отличных рыбешек на уху. Валентина Петровна, вы любите уху?
— Конечно, люблю.
— Предлагаю свои услуги. В конце мая придем сюда рано-рано и окуней натаскаем!
Саша Голованов шел рядом. Он был тоже весел, хорошо настроен, и Валентине показалось, будто и он ее десятиклассник, такой же шумливый и дурашливый.
— Хорошо было бы продернуть в «Соломотрясе» нынешних неудачливых рыбаков, — говорил он. — У нас готов новый номер. Можно добавить о рыбаках.
Валентина согласилась. Лиля и Ветров тоже охотно откликнулись на предложение Саши Голованова.
Конечно, может быть, не следовало трогать завуча по производственному обучению. Но что поделаешь, если в редколлегии все решалось простым большинством голосов. А это большинство решило «потрясти» и Кузьму Фокича. Лиля и Ветров изобразили его в виде рака, опустившего свою клешню в прорубь. Рыбешки заарканили разбойную клешню и тянут рака на дно для расправы. «Извините, больше не буду!!!» — гласила надпись, снабженная тремя восклицательными знаками.
В зрительном зале Дома культуры посмеялись над рыбаками, одобрительно поаплодировали авторам «Соломотряса», а на следующий день в учительской обиженная карикатурой на мужа Каваргина жаловалась директору: