— Перепечатать? Он что, в своем уме, — возмутился тот. — Надеюсь, ты запретил?
— Редактор привык выполнять ваши личные указания, — вполголоса ответил Борозда. — Разрешите вызвать его к вам.
— Хватит и телефонного указания. Вызывай к телефону. — Потом, услышав знакомый редакторский голос, Ковалев проговорил: — Берегу твое творческое время и по телефону советую: материал Ветрова из газеты не перепечатывать. Что, что? Был помещен в центральной прессе… Ишь ты, аргумент нашел, а я тебе другой аргумент подброшу: что дозволено Юпитеру, то не дозволено… Вот именно. Перепечатку отставить. — Он положил трубку, распорядился: — Зондируй в обкоме — надо нам отвечать на статью или не надо. Подбрасывай мыслишку обкомовцам: Голубовка — внутреннее дело колхоза, колхоз и пусть отвечает.
В Михайловке не знали о таких разговорах. Ветров получал письма, на каждое старался ответить.
— Пока твой Аркадий будет разбирать почту, займемся примеркой платья, а по дороге завернем в магазин. Я обещала угостить братика Мишу конфетами, — предложила Валентина.
Подойдя к магазину, они увидели на стекле приклеенную с внутренней стороны бумажку: «Учет».
— Я так и знала — будет закрыт. Эта хабалка-продавщица каким-то нюхом чует, что я иду за покупкой, — пробурчала Лиля.
— И со мной такое бывает — «учет», «обед», «уборка», — рассмеялась Валентина. — Тетю Шуру можно понять: вон какой навар был у нее в буфете, а теперь нету.
В фойе Дома культуры понабилось так много любопытных, что молодежи негде было танцевать. Пришли даже древние старики и старухи взглянуть на невиданное в Михайловке диво — комсомольскую свадьбу.
Марфу Степановну чужая свадьба не интересовала, и в Дом культуры, даже имея приглашение, она не пошла — зачем ей смотреть на счастье других. Вечером, зазвав к себе Тарана, Марфа Степановна жаловалась на неустроенность дочери.
— Ты сам знаешь, Сережа, какая у меня Настенька — тихенькая, скромненькая, за себя постоять не может. — Она достала из буфета графинчик с настойкой, налила стакан. — Попробуй, Сережа, сама готовила.
У Тарана заблестели глаза.
— Вы, Марфа Степановна, учили меня, вы были моей самой любимой учительницей, — льстиво говорил захмелевший гость. — Да не дадим Настеньку в обиду.
— Ты, Сережа, молодец, отзывчивый… Припугнуть бы Майорову, чтоб на дороге не стояла, — осторожно советовала хозяйка, подливая в стакан.
— Я, Марфа Степановна, за вас да за Настеньку на все готовый…
…В разгар свадебного веселья подвыпивший Таран появился в Доме культуры. Люди танцевали. Он бесцеремонно подошел к Ане Пеговой, стоявшей у колонны с Женей Кучумовой, куражливо расшаркался.
— Станцуем, Анька, тряхнем стариной!
Девушка пренебрежительно посмотрела на него.
— С пьяным не танцую.
— Ух ты, фифа какая! Женя, ты посмотри на эту цацу, — обратился он к Кучумовой. — Не хочет со мной танцевать. И плевать! Идем с тобой.
— Отстань! — резко отмахнулась Кучумова.
— И ты тоже? Ха! Культурными стали! Воспитание так и прет!
К Тарану подошел старик Вершинин.
— Ишь, Серег, какие молодцы девчата, не идут с тобой, от ворот поворот, — насмешливо сказал он.
— А ну тебя, — махнул рукой Таран и хотел отойти, но костистая, с узловатыми пальцами ладонь старика впилась в плечо парня.
— Ты, Серег, не отмахивайся, — предупредил Вершинин. — Тут, вишь, праздник, не порть его своей харей, отошло твое время, так что смирно веди себя, а то ненароком вышвырнут и жаловаться некому. Так-то вот.
Вообще в Дом культуры теперь хоть не заходи — никакой свободы, чуть что, сразу дежурные подбегают, выйди — и крышка. Таран злобно поругивался, но что с ними поделаешь, если все заодно…
На душе у Тарана скверно, тошно, смотреть на все это противно. Он стоял в сторонке, жевал во рту не-прикуренную папиросу. Закури попробуй, опять подбегут… Исподлобья поглядывая на танцующих, он увидел Майорову, она с Сашей Головановым — веселая, улыбчивая. Саша что-то говорит ей, и сам улыбается, тает… Таран сплюнул. А вот и Настенька. Одна стоит, тоскует… Но почему ей быть одной? Чем ей не пара на сегодня он, Таран? Если девке скучно, с ней и разговаривать проще… Таран воровато оглянулся по сторонам, будто боялся, что кто-то подслушает его мысли. Покачиваясь, он подошел к Настеньке.
— Что не танцуешь? Или нет подходящего кавалера?
— Интереса нет, — ответила она.
— Это правильно. Какой тут интерес, одна тоска зеленая. На улице погодка — закачаешься. Выйдем погулять?